Ну, это, конечно, перебор, в том году никто вовремя бумаг не сдал. Но Мухомору тогда точно влетело. Вот он теперь и перестраховывается. Черт с ними, с преступлениями нераскрытыми, за них сейчас не так долбят, как раньше. Но вот за дела незаведенные по головке не погладят. А кому эти дела нужны? Точно не мне. Дела — это страховочный вариант для начальства. Если приедет проверка — можно сослаться:
«Вот Ларин дело завел, его и проверяйте». А не будет дела — тут Мухомору отвечать придется. Поэтому он и бесится. Кто, интересно, вообще эти дела придумал? Зачем — это понятно. Это своего рода крюк для подчиненных. Надо кого-то срочненько с должности скинуть — приезжает проверка и начинает в делах ковыряться. Что-нибудь да накопают. А если дел не будет, то и покопаться не в чем и зацепиться не за что. А так полистали, посмотрели и придрались: «А почему этой бумажки нет, а почему той нет? Не умеете руководить, значит. А раз так — освободите место». Операм при этом тоже достается. Стало быть, для одних дела — палка, плеть, для других — страховка, а для третьих — заваленные макулатурой сейфы. Как же без дел? Нельзя…
— Все понял? — перебил плавный ход моих мыслей Мухомор.
— Все.
Сидевший напротив опер Шурик Антипов улыбнулся. Шурик у нас молодец, все бумажки вовремя пишет, правда, не раскрывает ни фига, но почему-то во всех приказах на поощрение присутствует. Как ему это удается? Наверно, люди, умеющие хорошо писать бумажки, нужны любому начальнику, а потому их ценят.
— Между прочим, там канцелярия обижается — у Ларина больше всех долгов, — как бы невзначай вставил он.
«Ну, спасибо, Шурик, — подумал я, — добрая душа. Тебе-то что, есть у меня долги или нет, сиди в своем протапливаемом курятнике и не высовывайся».
— Слышал, Ларин? Чтобы к пятнице ни одной бумаги за тобой не было. Понял? Сам проверю.
— Понял, понял.
— Ничего ты не понял. Я это от тебя каждый день слышу. И потом, почему тебя постоянно на рабочем месте нет, почему тебя все время искать надо? Куда ты ныряешь? И заморочки с тобой вечные. Только и слышу — Ларин, Ларин. Значит так, если до пятницы не отчитаешься — можешь искать новую работу. Ты меня со своими выкидонами достал.
— Александр Иванович, — обратился затем Мухомор к Антипову, — звонили из РУВД, просят до Нового года одного человека в квартирную группу. После сходки отправляйся, поработаешь там.
— Хорошо, Георгий Павлович.
«Вот так, — вздохнул про себя я. — Шурика в РУВД бездельничать, водку жрать в квартирной группе, а другие его материалы рассматривать должны и убийства раскрывать».
После сходки я направился прямиком в дежурку, получил телефонограмму, вернулся в кабинет и задумался.
Банщика, конечно, грохнули не из-за разбросанных презервативов и совсем не за то, что он имел задолженность по кварплате. Выстрелить в человека картечью в упор можно только за большую обиду. Не думаю, что кто-то просто испытывал боевые качества ружьишка, используя Комарова в качестве мишени. То, что он оказался в столь поздний час перед подъездом, да еще и в домашних тапочках, тоже давало пищу для размышлений. Спустился он явно с дружескими намерениями, надеясь на ответное чувство. Но что-то там не вышло, поэтому Миша назад не поднялся, а оппонент укатил в серебристом «Опеле».
В какой же бане он имел честь служить в почетной должности сторожа? Эта задача не вызвала у меня особых проблем. Я достал телефонный справочник, свой блокнотик и. путем сличения, вычислил совпадающий телефон. Банька была на Литовском проспекте, недалеко от дома Вики. Отличный повод навестить любимую. Кстати, раз уж мне отписали этот материал, я имею полное право полечить свое больное горло, посетив парную в рабочее время. Проведу, так сказать, разведку боем. Нет ничего более приятного, чем с мороза зайти в жаркую парилку и пошлепать веником по своему хилому организму. Ну а потом можно и насчет Комарова с кем-нибудь перекинуться, глядишь и расскажут, за что его порешили.
Я открыл один из ящиков стола, достал оттуда дежурное полотенце, мочалку и мыло, упаковал все это в «дипломат», отметился у Мухомора, сказав, что еду работать по убийству, и вышел на улицу.
Морозный воздух, щекоча ноздри, неприятно устремился в легкие. Подняв воротник, я побежал на остановку.
Несмотря на то, что «час пик» уже, в принципе, прошел, народу было многовато, но я без проблем втиснулся в трамвай, прижав «дипломат» к груди. Трамвай, однако, не трогался. Двери с шипением пытались закрыться, потом опять раскрывались, впуская очередную порцию морозного воздуха. Повисшая на подножке дамочка отчаянно пыталась проникнуть в вагон. Водитель включил микрофон и прокричал: