Когда стало смеркаться, гуляй-город был уже установлен полностью. Стрельцы из охранения зорко всматривались вдаль, стараясь загодя разглядеть приближающегося врага. Везде дымили костры — спать натощак не хотелось никому. Кашу доедали уже при свете звёзд.
Егорка старательно вылизал свою ложку, запив кашу водой. Двухдневный тревожный переход давал о себе знать: сильно хотелось спать. Он снял кафтан, свернув его, положил возле колеса и тут же прилёг. Мелентий уже давно спал, ему даже места искать не надо было. Бедолага так устал, что уснул сразу, как только опустил голову на траву. Хорошо, сейчас, в разгар лета, ночи тёплые. Василий ещё возился возле сороки, что-то проверяя.
— Василий, — спросил Егорка, — а где мы сейчас?
— Спи давай, — проворчал тот, — не знаю где. Рассветёт, вот и станет ясно.
Егорка не стал спорить. Спать — так спать. Не зря же в сказках всегда говорят, что утро вечера мудренее. Он закрыл глаза и тут же заснул. Сразу, в один миг…
…Наутро он проснулся от холодной росы. Интересно, почему ночью, когда солнца нет, теплее, чем рано утром, когда оно вылазит на небо? Егорка поёжился и, накинув кафтан, пошёл к костру, который начали разводить кашевары. Посидел, протянув ноги к огню, чувствуя, как тёплая волна от ступней поднимается выше и растекается дальше по всему телу. Кто-то тронул его за плечо. Егорка обернулся. Перед ним стоял невысокий худощавый мужичок в лаптях. Лицо его показалось знакомым, но и только. Имя, прозвище и где они могли познакомиться, начисто выветрилось из памяти. Столько всего произошло за минувший год, и неудивительно, что забыл.
— Здравствуй, Егор, — сказал мужичок.
И тут нахлынуло: Сергиева обитель, "ах ты шлында", бегство в Москву. А ещё раньше — село во владениях боярина Бельского, валяльная мастерская, и своё холопское состояние, которое уже начало забываться. Это же Елдыга!
— Здравствуй, Иван.
Егорка, стараясь казаться спокойным, не на шутку разволновался. Успел ли Иван рассказать кому-то, что он, Егорка, холоп боярина Бельского? Сейчас, может, никому до этого дела нет, а вот после сражения, если в живых останешься…
— Не бойся, Егор. Я никому ничего не расскажу.
И замолчал, стоя в нерешительности.
— Присаживайся к костру, погрейся, — пригласил его Егорка.
— Благодарю.
Иван присел у костра и протянул к пламени ноги в рваных лаптях. От обувки повалил пар. Кашевар куда-то отошёл, и никто не мешал им говорить.
— Вовремя ты ушёл из села. Через день татары всё пожгли.
— Повезло мне.
Они помолчали.
— Семью мою увели. И меня увели. Но я по дороге сбежал. А вот своих спасти не смог.
Егорка вспомнил жену Елдыги — тихую, скромную бабу, боящуюся слово сказать против крикливого мужа. И детей его. Со старшим, Дмитрием, они даже дружили, пока отец в кабальное холопство не попал. Потом просто не до того стало.
— Дмитрия тоже увели?
— Да.
— Жаль. Всех жаль.
— Прости меня, если сможешь.
— За что же мне тебя прощать? — изумился Егорка.
— За всё. Это же я тогда вашу валяльную мастерскую спалил.
Егорка посмотрел на него круглыми глазами:
— Ты? Зачем?
— Завистливый я был. А у отца твоего всё всегда получалось, за что бы ни взялся. Видел я, что быстро он долг боярину выплатит и при его-то мастерстве сразу разбогатеет. Горько мне стало, что я такой никчёмный. Вот и спалил со злости.
Егорка не знал, что и ответить на это.
— Но, видно, Бог меня наказал, коль всю семью татары в полон увели.
На этот раз молчание было более долгим.
— Битва всех рассудит, — наконец ответил Егорка, — а я тебя прощаю, хоть и горько мне.
Елдыга опустил голову.
— И потом, в Сергиевой обители, хотел я всем про твоё холопское состояние рассказать, да Бог меня уберёг от нового злодеяния. Попал я на отца Алексия, тот и отправил тебя в Москву. А потом долго мы с ним говорили. Не буду я тебе передавать, о чём. Это только моё и его, и Бога.
Он снова затих. Лапти уже высохли.
— Простишь ли второй мой грех?
Егорка кивнул. Видно, здорово допекло Елдыгу, если решил облегчить душу перед битвой.
— А здесь ты как оказался?
— В Сергиевой обители набирали посошную рать[128], вот я и пошёл. Ни дома, ни семьи, и душа изломана. Что мне терять? Вечером, когда гуляй-город ставили, тебя приметил. Вот поговорить решил.
Подошёл кашевар с двумя полными вёдрами воды.