Лыжники, не обращая внимания на убегающих волков, подошли к нему. Первый, который, очевидно, был старшим, внимательно посмотрел на кровоточащую ногу иезуита:
— Никак пулей задел?
— Это волки, — с трудом произнёс брат Гийом, — успели, но и я тоже.
Державшийся до этого из последних сил, он опустился на снег.
— Да ты двоих положил, — одобрительно произнёс старший, — ну, хват!. Прямо волкодав!
И тут же, повернувшись к одному из своих спутников, сказал:
— Скидывай, видишь — человек идти не может.
Дальнейшее брат Гийом помнил смутно. Помнил, как его везут на связанных наподобие салазок лыжах, как старший разглядывает его стилет, который иезуит не успел спрятать в потайной карман. Потом — длиннющий обоз, дым костров и горячий горький напиток, которым его поил маленький худой человек, чем-то похожий на него самого. Чужие руки, стаскивающие рваный валяный сапог, стынущую головешку и резкую боль в ноге. Место прижигания ему потом смазали каким-то жиром и замотали чистой тряпицей.
Вытегру брат Гийом почти не видел. Двое суток, пока обоз отдыхал, он метался в жару, и перед глазами мелькали только низкие дома из толстенных брёвен да золотая луковица православного храма.
— Останешься? — спрашивал спасший его лыжник, которого звали Епифаном. — Оклемаешься, потом дальше пойдёшь.
— Нет! — кричал иезуит. — У меня обет. Обещался в Софию[26] до Рождества!
— Успеешь до Рождества, — увещевал его Епифан, проникшийся к иезуиту уважением после того, как увидел, что тот в схватке со стаей убил двух волков, — отлежись, поправься. Я скажу здешним, чтобы приглядели за тобой.
— Нет! — хрипел брат Гийом. — Не будет оказии. А мне аж невмоготу — в Софию надо.
— Хорошо, — смирился Епифан и прищурился: — Шкуру-то я с твоего волка снял. Ну, ту, которая целая осталась. Что делать-то?
— Себе забирай.
— И то, — согласился Епифан.
Когда через два дня обоз покидал Вытегру, брат Гийом почти пришёл в себя. Выступали затемно, и городок быстро растворялся в предутренней черноте. Начиналась метель. "Успел", — подумал иезуит, наблюдая, как ветер гонит плотные облака мелких колючих снежинок, переметая неширокую дорогу на Новгород.
Спустя две с половиной недели, когда обоз подходил к древнему городу, иезуит чувствовал себя совсем здоровым. Он даже встал с розвальней и шёл рядом с санями, освобождая лошадь от лишнего груза. Как-то раз к нему подошёл Епифан, который был в обозе стражником и разведчиком.
— Слышь, волкодав. Видел, ножик у тебя нездешней работы. Откуда такой?
Епифан глядел спокойно и даже доброжелательно, но брат Гийом почувствовал себя неуютно.
— Выменял у заморских гостей, — ответил он, стараясь быть предельно спокойным, — там, на Двине, где аглицкие да галанские немцы торг ведут.
— Много взяли? — поинтересовался Епифан.
— Две дюжины соболиных шкурок.
— Во как. Так ты соболя промышляешь?
— Случалось. Я ведь не всегда богомольцем был. Это под старость пора о божеском думать.
— Верно, — согласился Епифан. Было видно, что ответ иезуита удовлетворил его любопытство.
К ним подошёл стражник, на чьих лыжах брата Гийома везли к обозу:
— Пришли. Господин Великий Новгород!
И он указал рукой вперёд. Там, вдалеке, у самого горизонта, едва различимые в морозном стоялом воздухе, словно вырастали из земли купала старинного храма Святой Софии.
Глава 3
В НОВГОРОДЕ
Новгород, зима 1571–1572 годов
Обоз подошёл к Новгороду в первой половине дня. Влекомые лошадьми тяжело гружённые сани легко скользили по вставшему Волхову. Местами неокрепший ещё лёд начинал потрескивать под полозьями, и тогда вожатые приостанавливали дровни и розвальни, пуская их через реку в других местах.
Брат Гийом знал, что обоз, с которым он пришёл в Новгород, привёз оружие и необработанные крицы[27]. Он был составлен в Каргополе из местных грузов и привезённого с устья Двины заморского товара — также преимущественно оружия. Каргопольские оружейники не справлялись с работой, поэтому воевода решил отправить в Новгород кричное железо — пусть на месте решают, что им больше нужно — сабли или бердыши, да сами и куют. Так раньше не делали, ведь крицы проще обработать сразу, пока они раскалённые, выковав из них что нужно. Но теперь другого выхода не было: болотной руды в Каргополе много, а печей кузнецких по нынешнему времени не хватает, вот и приходится везти в Новгород крицы, а не только лишь готовое оружие. Конечно, затратно это, надо будет на повторный нагрев истратить уйму угля, чтобы раскалить до состояния, когда можно выбить из них тяжёлым молотом шлак и всякое другое, что железу не нужно. Но тут уж ничего не поделаешь.
26
Собор Святой Софии — старейший православный храм современной России, построенный в 1045–1050 гг. Духовный центр Новгородской земли, место паломничество православных верующих.
27
Крица — ноздреватый ком железа в смеси со шлаком и углём. Путём проковки шлак и уголь из него удаляли, оставляя относительно чистое железо.