— Ты для чего сюда, паршивец, поставлен? — ледяным голосом спросил писарь. — Кулачные бои разглядывать или делом заниматься? Ты здесь для дела государева, посему никаких тебе зрелищ! А ну, бегом опись делать.
— Так ведь… — робко начал Егорка.
Он хотел сказать, что многие ещё не переписанные ратники всё равно здесь собрались, но не успел. Мощный подзатыльник заставил его против воли пробежать несколько саженей, мелко семеня ногами. Стоявшие в толпе ратники оглянулись, отвлекшись от наблюдения за боем, и засмеялись. Послышались голоса:
— Так его, так.
— Ишь, бездельник.
— Дело — прежде всего.
Пристыженный Егорка пошёл восвояси. Глеб отправил его переписать донских казаков, и он честно бегал по всему берегу за их атаманом, Михаилом Черкашенином, но тот лишь посмеивался, глядя на старательного отрока, всё время отговариваясь занятостью. Хотя Егорка видел, что ничем он не занят, разве что конной скачкой да рубкой лозы. В конце концов Егорка атаману надоел, и тот сказал:
— Ступай отсель, отрок. И передай старшему, что без надобности ему знать, сколько здесь казаков. Пришли мы по доброй воле, а что не понравится — так же и уйдём.
Егорка, получив такую отповедь, задумчиво почесал затылок правой рукой с зажатым в нём пером, испачкав при этом волосы чернилами. Потом пристроился поудобнее на ближайшей кочке и старательно вывел: "Да в большом же полку Мишка Черкашенин с казаки"[121]. Зря, что ли, он уже больше полугода служит в Земском приказе? Знает, что и как писать, если писать нечего…
А народ всё подходил и подходил. Из Дедилова, Ржева, Суздали, из Новгородской земли. Даже из Чернигова! И в этот день, и в следующие. Глеб с Егоркой уже двадцать дней жили при войске. Они уже записали всех, кто прибыл ранее, и лишь заносили на бумагу вновь прибывших. Поток ратников постепенно иссякал[122]. Когда в течение трёх дней не пришёл никто, к Глебу прибежал посыльный от Михаила Воротынского, маленький, щуплый человечишко с серьёзным, даже надменным лицом. "Такой, наверно, и пищаль не подымет", — подумал Егорка.
— Князь к себе требует, — произнёс посыльный. — И не мешкая!
И удалился, преисполненный собственной важностью и важностью выполненного задания. Глеб лишь насмешливо посмотрел ему вслед.
— Ну, коли князь требует, то надо идти. Собирайся, Егорка, кажется, дело государево мы выполнили.
Но Егорка и сам уже видел, что ратники убирают шатры, прибывшие на стругах спускаются к реке, где гребцы уже вставляют вёсла в уключины, а всадники приторачивают к сёдлам походные сумы. Глеб отсутствовал недолго. Вернувшись, бросил коротко:
— В Москву.
— А войско? — спросил Егорка.
— Войско — в Серпухов. Князь решил там оборону держать.
— Глеб, может, я с войском пойду? — робко спросил Егорка. — Всё равно ведь из Москвы в Серпухов все уйдут.
— Что?!!
Егорке показалось, что волосы на голове Глеба поднялись, словно зубчики на гребне. И даже опасливо отпрянул — вдруг писарь опять решит дать ему подзатыльник?
Но Глеб сдержался:
— Слушай, Егорка, дивлюсь я на тебя порой. То ты разумен не по годам, то такую ересь несёшь — хоть святых выноси.
— Ты на государевой службе, отрок. — Вставил стрелецкий десятник, слышавший их разговор.
Глеб кивнул головой:
— Верно. Ты, Егорка, на государевой службе и выполняешь государево поручение. Тебе велено сделать опись и представить Ивану Трофимовичу Челяднину. А он представит государю. И если тебе не сказали, что можешь после выполнения поручения отправиться с войском, значит, нечего об этом и думать. Значит, могут быть для тебя иные задания. А могут и не быть — не тебе это решать. Ты человек маленький, видишь кусочек картинки и не можешь судить обо всём. Вот как вернёмся в Москву, может, тебе сразу и скажут — иди в Серпухов. Или не скажут. Тогда будешь другим делом занят.
Егорка вспомнил, как по весне окольничий рассказывал ему притчу про лося и трёх слепых. Правы они, наверное — и Челяднин, и Глеб, и десятник. Да только так ведь хочется побыстрее вместе со всеми в сражение! Но пока… стрельцы садятся на коней, а Глеб указывает на прежнюю кожаную суму:
— Садись в седло, помогу пристроить.
Вскоре их небольшой отряд уходил на полночь, на Москву. Егорка оглянулся: по едва видимой уже Оке медленно ползли маленькие фигурки стругов, лишь крыльппки вёсел слаженно взлетали над водой. Берегом шли пешие ратники, да вдалеке оседала поднятая конницей пыль.
Глава 16
В ПОХОД!
Москва — Серпухов, лето 1572 года
121
Точное число участвовавших в Молодинской битве донских казаков неизвестно. Историки по косвенным данным указывают количество от 3 до 5 тысяч человек. В действительности казаки не были учтены, так как прибыли позже других.
122
Согласно "Полковой росписи берегового войска…" русская рать насчитывала 20 034 человека, не считая донских казаков М. Черкашенина.