— Пора возвращаться. Время к обеду.
Они оставили рыбьи головы и хребты котам и, захватив оставшихся голавлей и сома, отправились в кремль. За их спиной раздавалось истошное боевое мяуканье: коты решали, кому первому приступить к пиру. Собака лишь только слабо потявкивала, всё так же сидя в отдалении. Вступать в сражение с толпой голодных котов она явно не собиралась. Мелентий бросил ей припасённую стерляжью голову, и они вприпрыжку побежали к кремлю.
Когда Мелентий с Егоркой вошли в ворота, сорока уже стояла, готовая к походу. Василий запряг в лафет свою Дымку и сам сидел на телеге, крутя головой по сторонам. Увидев своих помощников, облегчённо вздохнул:
— Думал, испугались, не придёте.
Егорка задохнулся от возмущения:
— Да как ты…
— Ладно, вижу, что ошибся, — усмехнувшись, оборвал его возмущение Василий. — Становись рядом. Вон видишь на лафете мешки? Это порох, пули да пыжи. За порохом следи особо. Если в дороге дождь будет — укрой, чтобы не намок. Если намокнет, можно выбрасывать. Вот тебе дерюга просмоленная, укутаешь.
К Мелентию подбежал молодой стрелец:
— Ну что, рыбку испекли? Давайте сюда.
Тот взял сома, протянул Василию, а остальное отдал стрельцу. Мимо них, глухо топая сапогами, прошла стрелецкая сотня. Потом ещё и ещё. Прокатилась пушка, влекомая невысокой крепкой лошадкой караковой масти. Василий степенно доел рыбу и взял в руки вожжи. Дымка, знающая нрав хозяина, без лишних понуканий тронулась с места…
…На четвёртый день к вечеру вышедший из Москвы отряд стоял у бревенчатых стен Серпухова. Князь Михаил Иванович Воротынский сам встречал подкрепление. По его виду было понятно, что количеством и вооружением прибывшего войска он доволен.
— Пушки, сороки — в гуляй-город, — распорядился он, — неча им глаза мозолить[123].
Его сотники деловито размещали пушки за щитами гуляй-города, чтобы они стояли не кучей, а были распределены вдоль всей ограды. Пришедшим войскам тут же определялось место, где становиться. Кое-где уже дымили костры и вешали на треноги котлы.
— Добре, добре, — похвалил Воротынского Василий, — время попусту не тратит. С таким воеводой можно на любого врага идти.
Егорка невдалеке увидел щиты, похожие на те, что недавно сколачивали на Красной площади. Некоторые были сделаны не из толстых досок, а из половинок брёвен, обращённых расколотой стороной к врагу. Во многих были бойницы, предназначенные для установки сорок и для стрельбы из пищалей. Чтобы посторонний глаз не увидел, что творится за щитами, бойницы прикрыли холстами. Пушки тоже пока прятали от чужих глаз за щитами.
— Дельно, — снова похвалил Василий, — вижу, князь Воротынский своё дело хорошо знает.
К ним подбежал стрелецкий десятник:
— Вы с сорокой езжайте вон туда, к третьему щиту от котла.
Он указал рукой направление.
— Там бойница как раз для сороки. Слушаться будете меня.
— Ишь ты какой быстрый, — сказал Василий, — а кашей-то угостишь?
— Как будет готова — подходите к котлу, не обижу.
И десятник, больше не задерживаясь с ними, куда-то убежал. Василий благожелательно хмыкнул и направил Дымку в указанное место. Пока устанавливали сороку у бойницы, подоспела каша, и вскоре Василий, Егорка и Мелентий сидели вокруг своего котелка и хлебали пропахшее дымом варево.
Глава 17
ОБМАН
Москва и западные пределы Русского царства
После ухода в Серпухов последнего отряда в Москве стало совсем тихо. К полуночи и в кремле все угомонились. Окольничий Иван Челяднин, сотник Наум Соколов и полтора десятка стрельцов, освещая себе путь факелами, спустились в подземелье и стали выносить наверх сундуки с книгами и свитками. Некоторые были такими тяжёлыми, что четверо крепких стрельцов едва могли дотащить их из каморки до выхода из подземелья. Там их подхватывали другие и грузили на телеги.
Погрузка продолжалась довольно долго. Окольничий остался внизу, следя, чтобы стрельцы вынесли из подземелья все сундуки и отдельные книги, не упустив ничего. Наконец, когда всё подняли наверх, он вышел к обозу и пересчитал сундуки на телегах, сверяясь со списком. Потом достал из-за пазухи печать и бадейку с застывшим сургучом. Наум пламенем факела нагрел бадейку, и окольничий стал запечатывать сургучом каждый сундук, прикладывая царскую печать с двуглавым орлом.
Петер стоял и молча наблюдал за всем этим действом. Когда всё было закончено, окольничий коротко бросил:
123
Русские скрывали наличие в войске артиллерии, чтобы ввести татар в заблуждение относительно огневой мощи армии.