– Давай проверим, дорос или нет.
Боров наконец соизволяет натянуть трусы, поднимает свою тушу с дивана и идёт на меня.
– А ну отдай, детям такие штуки не игрушка.
– Ты своих детей воспитывай, урод. А меня и мать оставь в покое.
Предпринимает попытку отобрать у меня монтировку, но я замахиваюсь и бью ему по рёбрам. Толя сгибается пополам, корчится от боли, а я опускаю монтировку ещё разок, поперёк его жирной спины, добавляя острых ощущений.
Мать визжит, вцепляется сзади в мою толстовку, пытается оттащить назад. Я быстро выкручиваюсь из её рук, но чёртов боров, воспользовавшись заминкой, успевает схватить меня за щиколотку и повалить на пол.
И в тот же миг на меня начинают сыпаться удары. Такое ощущение, что сразу отовсюду. В голову, в печень, в живот. Вспышки адской боли ослепляют, а потом я отрубаюсь.
10. Над пропастью
Не понимаю, как так вышло, что всего за несколько дней моя жизнь из нормальной и привычной, подчинённой строгому порядку, превратилась в полнейший неуправляемый кошмар. Ощущение такое, будто я вишу над пропастью на очень тонкой ниточке, которая в любой момент может оборваться. И я полечу вниз, на дно этой пропасти, и разобьюсь там вдребезги. Самое страшное, что конец ниточки находится в руках человека, которому совершенно плевать на мою судьбу. В руках Сычёва. Подонок играет с ней, наматывает на палец, щёлкает рядом ножницами, дразня и запугивая меня, доводя до исступленного отчаяния. Для него это всего лишь забава, игра, а для меня – моя драгоценная жизнь. Репутация. Честь. Будущее.
Но Сычёв слишком ограничен, слишком безнравственен, слишком жесток, чтобы понять это. Он без зазрения совести перережет нитку и отправится дальше со своей фирменной наглой ухмылкой на губах. Забавляться с другими, развлекать себя как-то иначе. И ничего даже не дрогнет у него внутри...
Возможно, я утрирую. И не всё так страшно. Возможно, Сычёв не до такой степени подонок. В чём, конечно, я очень сомневаюсь. Как подумаю, что мои фотографии разойдутся по школе... От ужаса начинает тошнить.
Я всегда, с самого детства мечтала стать учителем. А сейчас моя мечта оказалась в руках отморозка с сомнительными намерениями. Сычёв может с легкостью уничтожить её всего парой движений пальцев по экрану своего телефона.
Кто же позволит мне работать с детьми после такого скандала? Если только переехать в другой город... А если узнает отец? Как он станет смотреть на меня после этого? Я же навсегда останусь в глазах папы непроходимой наивной дурой. И до конца своих дней он будет просчитывать и контролировать каждый мой шаг.
А может и прав отец. Не могу я ещё сама о себе позаботиться, раз уж попала в такую чудовищную ситуацию.
Но этот псих Сычёв ведь абсолютно неуправляемый!
Я понятия не имею, что от него можно ожидать. И боюсь его. Хоть и стыдно это признавать, но я правда его очень сильно боюсь. Он же ненормальный совершенно!.. И это ещё не вся моя боль.
Сильнее всего меня убивает реакция собственного организма на действия этого гада.
Понятия не имею, в чем причина. Может, у меня тоже какое-то психическое отклонение? Или всё дело в адреналине, который вырабатывается от натиска подонка?
Не знаю. Но я ещё никогда и ни с кем не испытывала подобных эмоций.
Когда Сычёв поцеловал меня вчера силой возле подъезда... это было... как взрыв. Я словно закипела вся изнутри и расплавилась, стекла к его ногам. Словно снова потеряла всякую связь с реальностью. Забыла даже, как ненавижу гада, в тот момент.
Его губы были такими... мягкими. И тёплыми. Очень уверенными. Настойчивыми. Вкусными...
До Сычева я целовалась лишь с Женей. Но никогда не любила это сомнительное занятие. Думала, что я ненормальная. Чересчур брезгливая. Ну вот эти слюни чужие, пусть даже принадлежащие рту моего жениха, они совершенно не вдохновляли меня! Не понимала, как другие ещё получают какое-то удовольствие от подобных вещей? Это казалось дикостью.
А у Сычёва никаких слюней во рту не было. Или я не заметила их, находясь в состоянии аффекта, не знаю. Но с ним всё было по-другому. С ним было очень... круто. Непередаваемо…
И это так бесит меня!
Не должна я вспоминать этот дурацкий поцелуй с такими эмоциями! Я должна испытывать отвращение! Омерзение, гадливость! И ничего больше!
Но, как бы мне этого ни хотелось, отвращения я не испытываю. Нет ни гадливости, ни омерзения. Зато есть кое-что другое. Нечто очень тёмное. Опасное. Запретное. Манящее. Будоражащее. Острое. Очень острое… То, что заставляет меня вновь вспыхивать томительным огнём от одних лишь только воспоминаний. То, что обязательно уничтожит меня, сотрёт в порошок, расщепит на атомы, если я хоть на секундочку позволю этому чувству завладеть собой…