— Ты выглядишь здоровой.
Я вздрогнула. Он сказал это хриплым, глухим голосом, словно разболелся всеми простудами сразу. Открыв глаза, я уставилась на Марко Сеймура, который стоял от меня в трех шагах и сверлил своими темно-голубыми глазами. И как я раньше его не почувствовала?
— Именно так мне врач и сказал, — мой голос звучал не лучше. Как будто у меня связки треснули в трех местах.
— А на самом деле? Как ты себя чувствуешь?
— Ну… — ни за что не признаюсь, что я в предобморочном состоянии. От счастья. Потому что он рядом. Да еще так неожиданно. Ведь мы же с ним договорились больше не видеться. И все же, я счастлива до чертиков, что он нарушил это наше дурацкое соглашение, — Мне намного лучше.
Я не удержалась и улыбнулась.
— Очень рад, — он вдруг тоже улыбнулся. Просто так, как будто мы с ним были давними друзьями. С детства. И знали друг о друге почти все.
И мне не хотелось терять этот момент. А хотелось замереть в нем, потому что он был наполнен мягким светом осеннего солнца, и солоноватым ветром, и нашими улыбками. Он был наполнен настоящим, а не придуманным счастьем. Лучший момент в моей жизни. Не знаю, о чем думал Марко. Может и вовсе ни о чем. Просто ему было приятно улыбаться мне в ответ. Такое бывает даже с самыми надменными людьми. Ни с того, ни с сего. Вот как сейчас. И я, конечно, опять решила, что между нами может быть…
— Марко?! — Берти выглядел удивленным. Как будто видел не друга, а пришельца из космоса, — Я думал, ты уже в Оксфорде.
— Я заехал попрощаться.
Я не смогла скрыть удивления. Хотя с чего бы. Я ведь сама запретила ему попадаться мне на глаза. Просто это солнце и эти улыбки… Мне показалось, что все это так много значило…
— А… ну да, — Берти отступил на шаг назад. Как будто это хоть что-то меняло в нашей мизансцене.
И зачем он вообще приперся, да еще так рано! Меня мог довести до дома Марко, в конце концов.
— Вечером я улетаю в Нью-Йорк.
— О! — это-то я из себя выдавила. Но дальше не пошло. Я так и стояла с этим «о» во рту, не зная, куда его вырулить. «О, как это интересно» или «о, как замечательно»? Хотя больше всего на свете, мне хотелось выть: «Пожалуйста, не бросай меня! Я же умру без тебя!», но никакого «О» в том рыдании не было. А потому, я просто стояла с открытым ртом, изо всех сил сохраняя достоинство. На лице и вообще.
— У семьи Марко бизнес в США, — развил за нас тему Берти, — И ему придется там задержаться до лета.
До лета… Для меня это значит навсегда. Я, наконец, смогла закрыть рот. И проглотить ком, вдруг вставший в горле. В носу бушевала истерика, того и гляди готовая прорваться слезами. Я давила в себе эмоции из последних сил. Потом подумаю об этом. Сейчас, главное сделать все, чтобы он не догадался. Чтобы уехал и забыл. А летом… летом меня в Оксфорде уже не будет. Я исчезну сразу же после первой сессии. Леха прав. Делать нам тут нечего. Что ж… вы спрашивали меня, мистер Сеймур, держит ли меня что-нибудь или кто-то в Англии. Вот вам и ответ, больше меня уже никто не держит.
Глава 21
Маша
Берти усадил меня в свою супермашину, из которой мне осталось лишь помахать Марко рукой. Я держалась, играла словно на сцене. Ах, как я рада, что он улетает решать свои семейные проблемы в США. Действительно, что может быть лучше, чем расстаться с любимым парнем навсегда. Но если бы я увидела хотя бы намек с его стороны, хотя бы тень желания остаться, я бы кинулась к нему, обняла, прижалась и умоляла не покидать меня. Я обещала бы ему все что угодно. Свободные отношения без обязательств? Пожалуйста. Дружба? Не вопрос. Только секс и ничего больше? Я готова. Жить втроем… Мне самой было противно от условий, на которые я в душе уже согласилась. Я же не такая тряпка. У меня должно быть чувство собственного достоинства. Ну, в теории-то точно. Только вот и достоинство, и гордость и здравый смысл растворялись в огромной кислотной беде — он улетает за океан, и больше я его не увижу.
— Ты расстроилась?
Я вздрогнула. Берти выдернул меня из ада мучительных размышлений о том, как я низко пала. И как ниже я еще готова упасть ради Марко Сеймура. Я вздохнула:
— Несколько дней назад какие-то придурки оставили меня умирать в лесу на муравейнике. И их до сих пор не нашли. Ты думаешь, у меня нет повода быть расстроенной?