Выбрать главу

Леонида протащили вниз, в какие-то подвалы, На ходу он пару раз даже терял сознание, но все же сумел понять, что это помещение, не что иное, как рынок. На пути попадались многочисленные морозильные камеры, закутки с овощами, громоздились штабеля с упаковками напитков, пирамиды мешков с мукой и сахаром. Попадались и люди, в мясницких фартуках, или, или в рабочих робах. Но никто из них, казалось, не заметил, что мимо них тащат избитого человека в наручниках. Для них, похоже, это было привычное зрелище.

Пчельника определили в закутке размером три на два метра. Сначала его пристегнули к трубе отопления, и, хотя она была ему на уровень груди, но ноги у него подгибались, так что Леонид порой буквально висел на наручниках. Но через час пришли два человека, и освободили его от этого гнета, правда, только затем, что бы перестегнуть наручники впереди груди, и приковали его руками к батарее. После этого они сделали с ним то, что и обещал Пчельнику Зять, то, есть «опустили» его. Два его обидчика были старыми друганами Зятя по многочисленным отсидкам.

— Не брыкайся, мусорок, — добродушно пробасил один из них, широкий в плечах, и с золотыми зубами, распарывая бритвой штаны Пчельника. Тот действительно пытался, как мог отбиваться, но после хорошего удара по голове обмяк.

— Ментовская задница крепче арбуза, — пошутило один из них, более старый, с наполовину отрезанным ухом.

— А молодняк то нынешний брезгует петушками, — заметил первый.

— Да, зону из них никто еще толком не топтал, вот морду и воротят. Конечно, я бы тоже на воле на такую задницу не позарился, но раз Зять просил, почему мы и не помочь.

Они ушли, и Пчельник от боли, злости и унижения впился себе зубами в руку. Когда ярость ушла, он решил, что теперь все, его точно пришьют. Все свои обещания Зять выполнил, осталось только пустить ему пулю в лоб. Но, неожиданно, ему, наоборот, смягчили режим. Притащили цепь, и приковали его наручниками к ноге, а на другой конец, ту же батарею. Теперь у него было два квадратных метра свободы, две старых фуфайки в виде ночного ложа, и старое ведро в роли параши. Пчельника даже накормили, и он недоумевал, к чему это и почему. Он жевал разбитым ртом теплые беляши и думал, зачем они сохранили ему жизнь?

А дело было как раз в идее Зятя отдать автосервис Пчельника своему племяннику. Для того, чтобы это сделать, нужно было оформить соответствующие бумаги. Но, как назло, личный нотариус Зятя тяжело заболел, и пока искали другого, кто мог подмахнуть сделку не глядя, на лица договаривающихся сторон, Пчельник был жив. Все это время он пытался найти хоть что-то, чтобы открыть наручники, или перепилить цепь. Но ничего у него не получалось. Единственное, что его несколько взбодрило, это то, что раз в день его водили в туалет, относить ведро с дерьмом. Сами братки это делать брезговали, так что, на полчаса его освобождали от оков, и он плелся, прихрамывая и постанывая, в другой конец подвала, в туалет. Для этого ему даже выдали старые, замызганные штаны. Он мог идти и быстрей, но врожденная хитрость Леонида заставляла его изо всех сил изображать жуткую немощность. Его даже бить почти перестали, так, пнут несколько раз из чувства долга, и все. А Пчельник искал свой шанс. И он нашел его. Это был обычный гвоздь, валявшийся около новеньких поддонов для мешков с мукой. Видно плотник, делавший этот помост, выронил его, а искать уже не стал. Он лежал в тени мешков, но Леонид, ковылявший с низко опущенной головой, сумел его рассмотреть. Теперь нужно было его поднять и спрятать. Он решил эту проблему просто, на обратном пути, взял, и упал, сделал вид, что споткнулся. При этом вонючее ведро откатилось к ногам идущего впереди, так что, обернувшись, он сморщился, и торопливо отступил еще на три шага назад.

— Ты, вонючка, че падаешь?! — завопил он.

— Запнулся, — пробормотал Пчельник, поднимаясь с пола. Он тут же получил сзади удар ногой по заднице, и снова упал. Но к этому времени гвоздь был уже у него в руке. Поднявшись, и подобрав ведро, он побрел дальше, к своей темнице.

Когда шаги проверяющих стихли в тишине, Пчельник разжал кулак, и рассмотрел свое богатство. Это был небольшой, не более сорока миллиметров в длину, гвоздь. Он идеально подошел к наручникам, как универсальная отмычка. Через минуту Пчельник был освобожден от оков. Когда он поднялся наверх, оказалось, что вечерний рынок еще был переполнен народом, так что смешаться с толпой, и выйти на улицу у него для него не составило труда. На нем был странный наряд из кожаного, дорого плаща, замызганных штанов, и широкополой шляпы, обнаруженной там же, в подвале. Добравшись до железнодорожного вокзала, он без труда смешался с рабочей толпой, штурмовавшей электричку, и уже через час был в Кривове. Домой к себе он не пошел, а направился в другой конец города, к своей давней любовнице, Нинке Козловой. Нинка вытаращила глаза, когда в десять часов ночи к ней ввалился Пчельник, в таком странном виде.

— Ты это откуда такой? — удивленно спросила она.

— Не спрашивай, лучше налей ванную, и найди мне нормальные штаны, да и вообще, что-нибудь такое, из одежды.

С Пчельником Нинка хороводилась лет десять, еще до смерти мужа, так что характер его знала, и больше расспрашивать ничего не стала. Штаны покойного мужа Нинки, тоже, кстати, милиционера-гаишника, оказались чуть больше по ширине и чуть меньше по длине, зато все остальное — свитер, куртка, зимние ботинки — все ему подошло. Только вот шапка болталась на ушах Леонида, так что ему пришлось отказаться от норки, и надеть вязаную шапку, которую Козлов одевал на рыбалку. Посмотрев на себя в зеркало, Пчельник скривился. Теперь он всем обликом походил на типичного пролетария, с низкой зарплатой, и изрядно разбитой мордой. Но, главное, почему он пришел к Нинке, у ней хранились запасные ключи от его дачи. Через час он покинул квартиру, и взял такси довезшее его до Демидовки. Зайдя в дом, он не стал зажигать свет, только разыскал в прихожей фонарик. То, что ему нужно было, хранилось на втором этаже, в небольшом, самодельном сейфе, оставшимся ему в наследство от прежнего владельца, подполковника Мамонова. Суровая тяжесть пистолета Макарова заставила его процедить сквозь зубы: — Ну, я теперь им всем покажу!

ГЛАВА 1

Пчельник не знал, что в этот же самый момент примерно так же думает еще один человек, и совсем близко от него, буквально в соседнем доме.

Дом бывшего главного мафиози Кривова Вадика Гусева майор милиции Вадим Белов приобрел почти одновременно с Леонидом Пчельником. Соседи даже подружились, и потайная калитка между двумя усадьбами открывалась часто. Этой ночью Вадик в одиночку маялся в двухэтажных хоромах. Он так пил последние два дня, что печень и почки перестали справляться с алкоголем, он опух, глаза заплыли. Жена Белова, Ирина, просто выгнала его из дому. Этот пусковой курок в душе сорвался у него после тех слов, что он услышал в кабинете Панкова.

— Кто-то из наших, — бормотал Вадик, наливая очередную рюмку, — кто-то из наших. Из каких из наших? Какой я вам ваш? Я давно не ваш! Я того, кто больше даст мне бабок. Гомула, ты, сука, втянул меня во все это. И из гроба не отпускаешь, да?

Претензии Белова к убитому начальнику ГОВД были весьма обоснованы. Вадим был у него кем-то, вроде личного адъютанта. Именно он снимал сливки с богатой клиентуры крышуемых Гомулой предпринимателей и наркоторговцев. Все это принесло Вадику огромный доход, но и втянула его в такую воронку страха, после которой он не мог выбраться даже сейчас, после ликвидации Гомулы.

Как раз в одиннадцать ночи Вадим в очередной раз проснулся, и обнаружил, что у него кончилась водка. Он подошел к окну, и увидел, что от ворот дома Пчельника отъезжает такси. Он опоздал на какую-то минуту, а то бы еще увидел торопливый проход Пчельника по двору соседской усадьбы.