— Что же он потом, диагнозы корректирует?
— Ну, этого я уже не знаю, но он ведь директор, наверняка это дает всякие возможности…
Передохнули малость, попили чайку. Небо тем временем потемнело, от балкона потянуло холодом. Ох, мамочки мои, уже вечер, а завтра работы три вагона. Не считая маленькой тележки.
— Слушайте, ребятки. Вот мы собираем, вычисляем, состыковываем… А был ли мальчик? Ведь что нам эта табличка дает? Директор «Тонуса» явно нарушал принципы анонимности. Безобразие, конечно, но — как мне директор «Сюжет-клуба» объяснил, обеспеченного клиента можно доить практически до бесконечности. То есть безобразие вполне понятное и почти безобидное. Даже если Марк что-то и разузнал — из-за такой ерунды не то что убивать, морду бить не станут. Но у нас-то — труп! Может, это и вправду дурацкий несчастный случай? Например, банальное шерше ля фамм, а бутылку ему без всякой задней мысли подарил совершенно левый заказчик, с которым Маркушка встретился на две минуты, чтобы отдать готовый текст. Хотя бы и на вокзале. А мы тут думаем, бегаем, рожаем план работ. В муках. Как там у Конфуция? Очень трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно, когда там ее нет. А?
— Угу, — согласились эти охламоны. Очень искренне согласились. Прямо из глубин души. Поскольку сразу после этого пропали на три дня. Оба. Собственно, Глебов не совсем пропал, а был «очень presto угнан Амалией на сельхозработы» — как сообщала записка, приклеенная к экрану монитора. Кешка извинялся, что «под давлением превосходящих сил противника и его, противника, моральной правоты, кассету обработать не успел. Как только вернусь, сделаю сразу».
А Ильин просто растворился в неизвестных пространствах — ни сообщения, ничего. Может, его гаишники заарестовали за попытку расшифровать эти чертовы номера? Хотя как же, арестуешь его, скорее пингвин начнет бананами питаться.
Ну и ладно, ну и пожалуйста, и без них обойдусь. У меня, между прочим, еще работа есть, от которой черта с два меня кто-то освободит. И Славе я хотела пару вопросов задать. А может, и в самом деле к нему заскочить? Узнать про «личную жизнь» Марка и заодно спросить, не вспомнит ли он фамилию Куприянов или чего-то в этом роде.
19
Ну, куда, скажите, можно спрятаться от этих журналистов?!!
По дворику напротив КВД по-прежнему расхаживала гордая огненная птица. Или даже птыц, потому как петух — существо, безусловно, мужского полу, а этот вдобавок, не то из-за расцветки, не то манерой поведения сильно смахивал на «лицо кавказской национальности». Склоняя набок гранатовый, зернистый гребень, он подозрительно косил на меня черным глазом и сердито склевывал что-то у себя под ногами. И опять косился недовольно — что это за посторонние являются на вверенную территорию. Страж-птица! Надо, пожалуй, менять место дислокации, а то на третий раз он, глядишь, начнет меня выгонять вполне физическими методами. Не хотела бы я познакомиться с этим железным клювом. Да и со шпорами тоже — вон под ними какие когти! И ведь ни одной кошки в пределах видимости — он, небось, и извел, разбойник! Может, попытаться наладить отношения? Я бросила в сторону пернатого сторожа пригоршню семечек. Петух мгновенно развернулся ко мне, принял боевую стойку — поднял гребень, распустил крылья и — хотите верьте, хотите нет — зашипел на меня, как рассерженный кот. Н-да, надеяться на то, что этот боец ко мне потихоньку привыкнет, явно не приходилось.
Славу, однако, петух встретил, как своего, и даже милостиво согласился принять от него подношение — пакетик чипсов, которые начал клевать с явным удовольствием.
— Очень разборчивый! Семечки терпеть не может, обожает чипсы и воблу. Марк ему каждый раз воблу приносил.
— А пиво?
— Нет, пива не пьет. И к женскому полу очень недоверчиво относится. Мужик!
— Как же этот мужик без гарема-то?
— А тут же дальше частные дома начинаются. Вот туда и летает.
— Какой-то у него странный хозяин — петуха держит для соседских кур?
Слава засмеялся, скамейка мелко задрожала.
— Был бы хозяин, был бы странный. А это вольная птица. Почти цыпленком тут появился, должно быть, сбежал от кого-то. Ну и прижился.
— А зимой как же?
— На чердаке живет, там тепло.
— Ясно. Интересная птичка. Но бог с ним, с петухом. По правде сказать, я хотела задать два вопроса. Один ничего себе, а один немного некорректный.
— Ну, тогда начнем с некорректного, — усмехнулся Слава.
— Что на данный момент у Марка происходило в личной жизни? Ну, то есть, было что-то постоянное или все больше так, на один вечер?
— Постоянное. Уже около года, — Слава вздохнул. — Я ждал, когда вы спросите. Марина, фамилию, правда, не знаю. Я звонил ей сразу после… ну, когда узнал. Ее в городе нет.
— И давно?
— С неделю. Не то в командировке, не то в отпуске, может, за свой счет взяла, я по телефону не очень понял.
— Слава, совсем нескромный вопрос. У них все нормально было?
— В каком смысле? — удивился он, и я вспомнила о его профессии. — Что может быть нормального или ненормального в отношениях двоих? У всех все по-разному, как сравнить, тем более судить?
— Может, ссорились из-за чего-то… у всех есть свои острые углы, а? Напряженность, внутренние конфликты какие-то?
— А-а… об этом… Безоблачностью там, конечно, не пахло. Всякое случалось.
— По разным причинам или…
— Марина его все уехать уговаривала.
— Уехать?!!
— Ну да, куда-нибудь подальше и поглуше.
— Зачем?
— Да она считала, что он слишком много пьет, а, оставаясь в журналистской тусовке, прекратить это совершенно невозможно. Правда ведь?
— Ну… В некотором смысле. То есть, насчет тусовки. Хотя тоже от персонажа зависит. Но в целом верно: быть журналистом и при этом оставаться трезвенником — весьма затруднительно. Но и до пьянства дело очень редко доходит. Вот Марк… Ну, пил, конечно, но алкоголиком его вряд ли можно было назвать. Я, конечно, не спец по наркологии, но Марк запросто мог сказать: «Мне пока хватит, еще материал надо закончить». Несколько раз наблюдала, как вообще отказывался, потому что на важную встречу должен был ехать. Так что, он сам выбирал, когда и сколько, а алкоголик, по-моему, ничего уже не выбирает.
— Да может быть, Марина и не считала его алкоголиком. Просто у нее на пьяных была…
— Аллергия?
— Ну, примерно в этом роде. Сперва пыталась условия диктовать, мол, выпьешь — на глаза не появляйся.
— А Марк?
— Вначале, вроде бы, держался, потом надоело. Я, собственно, не был особенно в курсе их отношений, не мое это дело. Так, отдельные замечания проскальзывали. Иногда в компаниях общих бывали. По-моему, Марина действительно его любила…
— А он?
— Ну, Рита, вы ведь его знаете, то есть, знали. Мягкий, мягкий, такой меланхолик, а где сядешь, там и слезешь. И не из упрямства или там несгибаемости какой-то особенной, а, скорее, наоборот, от нерешительности. Нет так нет, пожмет плечами и забудет. Или не забудет, попереживает какое-то время, назад может запросто вернуться. Вроде и готов во всем идти навстречу, а на деле все так и будет течь, как текло. Да и работу свою он любил. А ведь Марина этот переезд придумала как раз, чтобы из привычной тусовки его вытащить.
— М-да. А тусовка везде одна и та же. Причем чем дальше в глушь, тем меньше событий, значит, скучнее работа и чаще празднуют. Нет, не представляю Марка вне журналистики. Что бы он делал?
— Ну, по диплому-то он историк, мог преподавать, например. Но в последнее время вроде разговоров про отъезд я не слышал. Как-то у них это, кажется, притерлось.