Она широко зевнула и поплотнее укуталась в свою красную жилетку, сделавшись похожей на кубик динамита. Вера осторожно погладила ее по плечу, потом снова повернулась к окну. Москва медленно ползла мимо, все набирая и набирая скорость. Вера закрыла глаза и мгновенно уснула.
Ева выбежала встречать машину. Тяжелый грузовик перевалил через холм и осторожно втиснулся между двух сосен. От молельни к нему шли мужики, но им оставалось еще минут пять шагания, а Ева была уже тут как тут. Она встала у колеса и, когда Юлик распахнул дверцу и спустился на землю из кабины, сразу бросилась ему на руки.
Брат охнул, поднял Еву, закружил. Сзади к ним уже подошли мужики, но день сегодня был добрый, все улыбались.
– Все, Евка. – Юлик опустил девочку на землю. – Беги давай. Нам разгружаться надо.
Ева отбежала к дому, но там остановилась, села на землю. Школы сегодня не было, а по кухне она помогла еще утром, перемыла всю посуду, только чтобы тут посидеть, когда привезут трансфер. Юлик в Обитель приезжал редко, раз в месяц, и, хотя поговорить с ним особенно было нельзя, можно было хотя бы на него посмотреть.
За Юликом Ева следила по делу. В сентябре, когда в Москве погибла Евина сестра Соня, брат Юлик отвел Еву в сторону и тихо-тихо сказал ей на ухо, что сестра ее не погибла и обязательно к ней приедет. Ева принялась его расспрашивать, а он сделал глупое лицо и замолчал.
Потом он уехал и с тех пор был в Обители до сегодняшнего дня всего однажды – и в последний раз никаких новостей не привез и с Евой не разговаривал, так что теперь она ждала от него обязательного письма. Не зря она все-таки молилась каждую ночь, причем не одной молитвой, а тремя. Во-первых, о здоровье сестры, во-вторых, о прощении себе и сестре, а в-третьих, о доброй дороге, чтобы сестра смогла выбраться из Москвы и доехать до Обители.
Мужики уже вытащили из грузовика ящики и стали по одному относить их к молельне. Ящики были большие, каждый полагалось нести вчетвером. Ева засмеялась, заметив, как мужики похожи на муравьев – колодец, который был посередине двора, они обходили слева, когда шли к молельне, и справа, когда возвращались к грузовику. Обходили с запасом, так, чтобы не коснуться колодца даже полой рубашки, – и это было понятно. Ева и сама обходила его стороной, потому что там, на дне, помещался злой человек.
– Евка! – позвал Еву кто-то, и она сразу обернулась. У другого угла дома, на краю леса, стоял мальчик в грязной рубашке. Он рукой показывал, чтобы Ева шла за ним.
– Не могу. – Ева махнула пальцами перед лицом, потом указала мальчику на рубашку. – Умойся!
Мальчик скривился, показал язык, а потом провел рукой себе по голове, вытянув вверх указательный палец. Это означало, что Ева коза и у черта на побегушках. Мальчик шутил, и Ева ответила ему тем же – тоже изобразила единственный рог (не показывать же настоящего черта с двумя), а потом еще махнула рукой по земле, чтобы знал, как его прах разметают. Мальчик рассмеялся и исчез за домом, а Ева повернулась обратно к мужикам, которые уже несли к молельне последний ящик.
Юлик мужикам не помогал – его поставили водить грузовик, потому что ему нельзя было носить тяжести, и, пока мужики таскали ящики, Юлик разговаривал с женой. Ева и не заметила, как та появилась из дома и прошла к грузовику. Вроде мгновение назад ее не было, и вот уже у колеса стоит маленькая фигурка в белой одежде.
Жена у Юлика была злая, и Ева ее не любила, поэтому пока от грузовика отвернулась, посмотрела на молельню. Оттуда как раз вышел отец.
На свету он появлялся редко. Встал на крыльце, задрав голову на крест молельни, перекрестился, потом еще наложил знак на колодец и только после этого сошел со ступенек. Еве отсюда было не слышно, но он, видимо, что-то сказал мужикам. Они взяли один из ящиков и понесли мимо дома, к мастерской.
Юлик тем временем договорил с женой и пошел к отцу, который так и остался стоять у крыльца. Ева медленно последовала за ним по краю дома, надеясь, что отец ее не заметит. Он не любил, когда дети играли тут, а не в лесу, и мог наказать или отправить в мастерскую, а Еве перемытой утром посуды хватило за глаза.
Уже у самой молельни она поймала на себе строгий взгляд, но тут к отцу подошел Юлик, и Ева поскорее шмыгнула в щель между стеной дома и углом крыльца. Там она протиснулась между двух досок и оказалась под ступенями, так что сверху, сквозь дырочку от сучка, стал виден подбородок Юлика и рука отца.
О чем отец говорил с Юликом, Ева не слушала. Вместо этого она пыталась понять – зажата у Юлика в кулаке какая-то записка или сюрприз. Через дырочку в доске его пальцев видно не было. Тогда Ева выбралась из-под крыльца, но прошла за домом, чтобы не попадаться на глаза отцу.