— Да что ты с ним балакаешь, дикарь какой-то. — Третий хриплый голос закашлялся после своих слов, насторожив обернувшегося в его сторону мальчика. Окруженный со всех сторон, он понимал, что может вырваться, но не чувствовал опасности. Любопытство, презрение, равнодушие, желание защитить территорию — всё это было, но не чистая агрессия, от которой стоит делать ноги.
В попытке задержать мальчишку доброжелатели получили несколько царапин, вывихов, синяков, но так началась сознательная жизнь Дикаря. Так звали его поначалу среди банды бездомных и сбежавших детей, объединенных под одним крылом более старшего — Шляпы. Жёсткий, но справедливый, он давал еду и кров, взамен забирая всю добычу за день. Промышляли на помойках, побирались, не чурались взять что плохо лежит. Или организовать, чтобы «плохо лежало».
Мальчишка быстро учился, буквально схватывая на лету. Гибкость, умение залезать в такие места, которые назывались «совершенно точно-абсолютно-недоступными», помогли подняться до домушника. Однако он мог и из кармана постового вытащить кошелек так, что тот даже свистнуть не успевал. Кот — как стали звать Дикаря вскоре — оказался очень ценным приобретением для Шляпы.
Свою возможность оборачиваться он скрывал. Периодически пропадал на задворках, а потом приносил в оплату «дезертирства» энную сумму денег и ценных вещей. Он не знал почему, но чувствовал, что так надо. Особенно когда понял, что остальные дети оборачиваться не умеют.
«Такие яркие воспоминания тех дней и ни одной зацепки, что было до того. А ведь я на память никогда не жаловался. Помню первую кражу. Эйфорию свободы и голод, когда впервые начал осознавать себя в шкуре зверя. Соплю, оказавшуюся девчонкой, но обучившую меня читать и элементарно считать. Облаву, нож в спине Шляпы. Казалось, помню даже все лазейки воздуховода, по которому удалось тогда сбежать. День, когда получил свой первый поддельный документ и относительно официально стал Тимуром Тимофеевичем Тёмным. Куча литературы и макулатуры, прочитанной во время обучения абсолютно разным профессиям и просто, чтобы попытаться понять себя. Хотя до сих пор непонятно, зачем мне эти корочки юриста, экономиста, программиста, психолога и даже историка, полученные на разные имена, когда нарисовать я их могу сколько угодно. Кому и что я пытался доказать, изучая за год-два пять курсов очередной профессии?» — Кот всё перебирал и перебирал воспоминания, мелькавшие яркими кадрами или смутными картинками. Он помнил даже въедливый голос гипнотизёра, к которому попытался обратиться, но внутренний зверь сам испугал этого профессионала до транса. И никаких воспоминаний, что же было до той, первой его осени…
Еще одна глубокая затяжка, и дым окрасил темноту серым. Вроде бы что такого — многие помнят из своего детства ненамного больше? Однако оборотню это не давало покоя последние пару лет, проведенных в настойчивых, но таких безрезультатных поисках.
Запрыгнувшая на подоконник полосатая кошка потерлась о бок человека, призывно урча. Кошачьи чуяли его вторую сущность. Кошки любили его, ласкались и нежились в руках. Коты настораживались или выгибали спину и предупреждали ворчанием о готовности устроить близкий контакт с некультурным царапаньем.
В руках Кота таяли и кошечки человеческого рода, не зря ведь некоторые звали его Мартовским Котом, или коротко — Март. В этих встречах, не то что на один день, скорее, на пару часов, оборотню удавалось успешно забыться на короткое время, заодно насыщая внутреннего зверя. Он нуждался в энергетике секса, для него это было так же привычно, как утолить голод и жажду.
Ещё одна затяжка, почти обжигая пальцы огоньком самокрутки.
«Говорят, что курение убивает лошадь, а хомячка разрывает на части, — мысленно хмыкнул Кот, перебирая пальцами окурок. — Но стоит признать, что иногда это помогает сосредоточиться и как раз собрать части чего надо в единое целое. Даже если получается уже не хомячок. К тому же я могу себе позволить потратить на это одну жизнь. Хорошо бы звериную, у него их ещё много».
Зверь недовольно заворочался где-то в груди, и Кот успокоил его, что всё равно дольше человеческой ипостаси тот не проживет. Так что жизнью больше, жизнью меньше...
Да и то, что курил оборотень, было не по вкусам и вряд ли могло доставить удовольствие обычному человеку. Ему вспомнилась пара споров, из которых он вышел победителем с кругленькой суммой (как он считал на тот момент). Жаль, что постепенно слухи о его странных пристрастиях расползлись, лишив такого забавного и лёгкого заработка.