— Роберт… — прошептала она, — я забыла сказать…
— Тише, вам нельзя разговаривать!
— Война… Ричард воюет, чтобы уничтожить своих… неквалифицированных… безработица…
Еще мгновение назад Роберт думал, что Эмили ранена, потому что кто-то из имперских солдат нарушил приказ. Однако, похоже, не нарушил, а исполнил… Они не успели стереть ей память — а может, и не собирались, если в планы императора действительно не входил честный обмен. Но Ричард Клайренс не любил проигрывать и уж, конечно, не мог допустить, чтобы такая тайна стала достоянием земной пропаганды. До последнего момента его солдаты пытались взять девушку живой, когда же поняли, что это не удастся… Теперь Роберту стало ясно, о каких объективных причинах войны говорил старик. Несоответствие технического прогресса социальному…
Однако сейчас был не самый подходящий момент для социологии. Роберт выбрался из обломков тяжелого скафандра и поднял Эмили на руки, автоматически пожалев о вышедших из строя сервомоторах. Он бросил и бластер, заряд которого был почти израсходован, и побежал через развалины к зияющим проломам, ведущим наружу. Выскочив на свежий воздух, Роберт на мгновение остановился, переводя дух. Перед ним был последний уцелевший бот, сильно, впрочем, пострадавший, а в сотне метров левее стоял челнок, уже лишенный невидимости. Жив ли еще «Призрак»? Бот выстрелил несколько раз, уничтожая кого-то в развалинах за спиной пилота. Губы девушки шевельнулись. Уайт наклонился к ее лицу.
— Как больно… — с трудом разобрал он. — Роберт… пожалуйста… спаси меня…
Ее рот остался открытым. Сердце Эмили Клайренс остановилось.
80
Что ж, наихудший сценарий Роберта Уайта это предусматривал. Пилот взвалил на плечо безжизненное тело и побежал в сторону челнока. В небе сверкнула далекая вспышка — значит, «Призрак» еще сопротивляется… если только эта вспышка не означала его гибель. Но Роберту было не до событий в небе — приходилось смотреть под ноги, огибая обломки и воронки от взрывов. Ветер гнал навстречу густые клубы пыли; пилот запоздало пожалел о брошенном шлеме, хотя и тяжелом, но зато способном защитить глаза. К челноку он подбежал уже почти вслепую, благо тут почва была ровной — и едва не упал вместе со своей ношей, налетев на что-то громоздкое и угловатое. Это был полностью разбитый робот Томсона, полузасыпанный песком — очевидно, всего в нескольких метрах от челнока его накрыла взрывная волна во время очередной атаки на боты. Тут же лежал и сам покалеченный десантник. «Извини, парень, но с тобой мне возиться некогда», — подумал Роберт, тяжело вваливаясь в кабину. Ударом ноги по педали он поднял из пола резервное кресло и сгрузил в него Эмили, а сам рухнул в кресло пилота, тяжело дыша. Физическая сила… животный… архаизм… но у нас еще есть кнопки, на которые можно нажать.
— «Призрак», на связь!
— Уайт! Наконец! Что с девушкой? Вы можете взлететь?
— Готовьте… анабиозную… камеру. И ловите меня… иду на максимуме, — это означало: взлетаю с максимальным ускорением, после старта буду без сознания. Держите связь с моим компьютером, чтобы вовремя перехватить управление челноком.
— О'кей, поймаем. Не медлите ни секунды.
Роберт бросил последний взгляд в сторону открытого люка. Конечно, он не будет ждать десантников; если им и удастся вырваться (что вряд ли), у них остается бот (неизвестно, способный ли взлететь). Но чертов Томсон… Монитор показывал, что он еще жив. И надо же было этой железяке притащить его не к боту, а сюда, и свалиться в четырех метрах от люка. «В таких доспехах я даже не сдвину его с места, — подумал Роберт, — а вытаскивать его из скафандра — слишком долго.» Взгляд пилота метнулся к девушке. У Эмили еще был шанс. Мозг не поврежден, и если она попадет в анабиоз прежде, чем начнутся необратимые процессы, ее вернут к жизни — полноценной жизни в том же теле и с тем же сознанием. Но с каждой секундой ее шансы тают, и никакие миллиарды ее отца не могут этому помешать. Только один человек во всей Вселенной определяет, жить ей или умереть — этот человек он, Роберт Уайт. Вся застарелая ненависть к отпрыскам хозяев жизни и к женщинам, из-за которых гибнут мужчины, всколыхнулась и поднялась в душе Роберта. Его власть божественна, он может убить ее простым бездействием, крохотной заминкой — или даже хуже, чем убить: если разрушительные процессы в мозгу зайдут не слишком далеко, она вернется к жизни, но навсегда останется идиоткой. Уничтожить ее — и спасти Томсона. Хотя Роберт и не любил военных, в особенности десантников, олицетворявших столь презираемую им грубую силу, однако этот простой парень показался ему куда более достойным спасения, чем избалованная незаслуженной роскошью девица, из-за которой и заварилась вся эта каша.