— И что за недоумок этот оператор, у которого в самом разгаре съемки кончается пленка?! — в бешенстве заорал он.
И услышал в ответ оглушительную тираду: — Ах, как ты меня напугал, любовничек! Тебя не пленка больше всего волнует, а то, что ты лишился отличной здоровой пищи для утоления своего сексуального голода! Ты ненавидишь меня за то, что теперь я сплю с Эфраимом, а не с тобой. И тебя просто выворачивает от ревности.
— Ты слишком переоцениваешь свою большую задницу, — зло парировал Дэниел.
Они оскорбляли друг друга до тех пор, пока Бонни наконец не завопила, чуть не бросившись на него с кулаками: — Никто никогда не разговаривал со мной подобным образом, мерзавец! Можешь засунуть свою работу и свои пленки себе в левое ухо или куда-нибудь подальше! — И Бонни зашлепала по красной грязи туда, где стоял их «лендровер».
— Оставь камеру в машине! — крикнул ей вслед Дэниел. — У тебя есть обратный билет в Лондон. Я вышлю тебе чек. Ты уволена.
— Ошибаешься, любовничек. Ты немного опоздал. Это я ухожу от тебя! И не забывай об этом.
Хлопнув дверцей, Бонни включила мотор. Джип забуксовал, и из-под колес полетели фонтаны грязи. А затем «лендровер» рванул с места и вскоре исчез за деревьями. Дэниел, будучи вне себя от бешенства, сожалел только о том, что не высказал Бонни всего, что о ней думал.
Бонни злилась ничуть не меньше, в ярости размышляя о том, как ей отравить жизнь Дэниелу раз и навсегда. Ее изощренное воображение рисовало картины одну страшнее другой, и, когда джип въехал в Сенги-Сенги, Бонни, усмехнувшись, прошептала: — Ты горько пожалеешь обо всех оскорблениях в мой адрес, малыш Дэнни. Тебе больше не придется снять в Убомо ни одного кадра. Ни самому, ни с кем-либо другим, кого ты захочешь взять на мое место. Будь уверен, я об этом позабочусь.
В сумрачном свете темная кожа его длинного, гибкого тела блестела, как отполированный эбонит, все еще влажная от любовного пота. Эфраим Таффари лежал на спине, откинув в сторону белоснежную простыню, и Бонни, глядя на него, думала, что он, наверное, самый, красивый из всех мужчин в ее жизни.
Оторвав голову от подушки, она припала щекой ему на грудь. Его шелковистая кожа приятно холодила. Бонни тихонько подула на его сосок, с улыбкой наблюдая, как крошечный шарик тут же сморщился и затвердел. Бонни едва не рассмеялась. Никогда в жизни она не чувствовала себя так хорошо. Эфраим был потрясающим любовником, в тысячу раз лучше любого белого. Ни один из ее бывших любовников не шел ни в какое сравнение с этим божественным гита. Бонни охватил внезапный порыв сделать для него что-либо особенное.
— Я должна тебе кое-что сказать, — прошептала она, и Эфраим едва заметным движением откинул с ее лица прядь рыжих волос.
— Что сказать? — Он почти не выразил никакого интереса к ее словам, вопрошая удивительно мягко и чуть отстраненно.
Бонни знала, что уже следующая фраза заставит его забыть обо всем и напряженно внимать ей, и потому оттягивала этот на редкость приятный момент. Она получит двойное удовольствие: отомстит Дэниелу Армстронгу и докажет Эфраиму Таффари, как сильно его любит.
— Что ты должна мне сказать? — повторил Таффари, ухватив ее за волосы и легонько потянув на себя. Эфраим умел делать больно, и Бонни тихонько застонала от непривычного ощущения, возбуждавшего ее.
— Я говорю об этом только для того, чтобы показать, насколько я тебя люблю, — хрипловатым голосом прошептала она. — И ты уже больше не будешь сомневаться в моей верности.
Чуть слышно рассмеявшись, он еще крепче вцепился ей в волосы, и Бонни едва не вскрикнула от боли.
— Мы еще посмотрим, сокровище мое рыжеволосое. Ну, расскажи, что за ужасную вещь ты от меня скрывала.
— Это действительно нечто ужасное, Эфраим, — произнесла Бонни. — По приказу Дэниела Армстронга я снимала на пленку, как уничтожали рыбацкий поселок в Бухте Белохвостого Орлана, освобождая площадку под строительство нового казино.
Бонни показалось, что Эфраим Таффари затаил дыхание, и сердце у него в груди вдруг замерло, но потом пульс плавно восстановился. Он осторожно выдохнул и тихо сказал: — Не понимаю, о чем ты. Объясни подробнее.
— Мы с Дэниелом были на вершине утеса, когда в деревню прибыли солдаты. Дэниел велел мне снимать.
— И что там происходило?
— Бульдозеры сравнивали с землей хижины, потом солдаты сжигали рыбацкие лодки. Мы также видели, как людей загоняли в грузовики и увозили… — Бонни вдруг заколебалась.