— У нас тоже, — отзывается Йохан и машет ей рукой.
Я поднимаюсь за Кирстен наверх, и она показывает мне, где туалет. Когда я выхожу, она все еще стоит за дверью и ждет. Я чувствую запах духов и запах ее кожи.
Она хватает меня за рукав.
— Что за фильм вы снимаете? — спрашивает она шепотом.
— Документальное кино. Не могу пока рассказать подробности.
— Секреты иногда небезобидны. Я не раз говорила это Йохану за годы нашего знакомства.
— Такие фильмы, как наш, принято называть разоблачительной журналистикой. Мы ухватили кончик ниточки и теперь посмотрим, куда она нас выведет. Если станем рассказывать о нашей работе направо и налево, те, кого мы хотим разоблачить, мгновенно растворятся в воздухе вместе со всеми фактами. И проекту придет конец.
— Не нужно рассказывать направо и налево — только мне, я никому не передам. Просто я забочусь о тех, кто мне дорог.
— К сожалению, не могу. Но если бы у вас, Кирстен, нашелся ноутбук, буквально на часик…
— У Нильсона есть. Он им никогда не пользуется.
Она поднимается на второй этаж и возвращается с серебристого цвета бандурой, которая весит никак не меньше шести-семи килограммов.
На улице возле дома хлопает дверца машины, и Кирстен спешит в прихожую.
— Пароль — «малышкакирстен» маленькими буквами, — бросает она через плечо.
Я возвращаюсь к Йохану и включаю ноутбук в сеть. Мы молча сидим, накрывшись пледами, и прислушиваемся к тому, что происходит в доме. Тяжелые шаги по коридору, дверь в ванную открывается и снова закрывается, доносятся отдаленные голоса. Я спрашиваю, что случилось с отцом Марии.
— Он покончил с собой в Марбелье. После его смерти Мария получила письмо, в котором он сообщал, что жизнь его невыносима и терпеть это он больше не может. Он не винил Кирстен напрямую, но между строк читалось, что он решил покончить с собой, поскольку за несколько месяцев до этого она от него ушла.
— Но почему она так поступила? — Я ввожу «малышкакирстен».
— Может, Нильсон уже был на примете, не знаю. Вообще-то, она представила нам его лишь год спустя.
— И после развода отец Марии уехал в Марбелью?
— Да. Уволился с работы и переехал в квартиру, которая принадлежала им с Кирстен. Мария, конечно, страшно переживала. Она планировала переехать к нему на время, но он и слышать об этом не хотел. То прощальное письмо было просто чудовищным. Он писал, что поплывет в море и будет плыть, пока хватит сил. Так он и поступил, однако его заметили с небольшой рыболовецкой шхуны, ходившей вдоль побережья. Рыбаки подобрали его и отвезли на берег. Он очнулся в госпитале и лежал там, пока не оклемался. Потом вернулся домой и бросился с балкона.
— Странно писать такие вещи. — Я достаю флешку и вставляю в ноутбук.
— Письмо, ясное дело, предназначалось не Марии, а Кирстен, чтобы та поняла наконец, к каким ужасным последствиям привел их развод. И она пытается жить, вечно борясь с угрызениями совести, с этой тяжестью на душе… Мы с Марией купили у Кирстен марбельскую квартиру, но уже давно там не были. — Йохан широко зевает.
— Моя младшая сестра Ханна живет рядом с Марбельей, — бормочу я и чувствую острый, пронзающий укол тоски.
— Вы с ней видитесь?
На флешке оказывается ряд документов в формате Word с названиями вроде Sales Arguments NGO, Product Description и Cooperation Letter[4]. Я нажимаю на Sales Arguments NGO.
— Не часто. — Я поднимаю взгляд на Йохана. — Мы время от времени созваниваемся или обмениваемся вежливыми эсэмэсками: «Как ты?» — «Спасибо, хорошо. А ты как?» — «Нормально, спасибо». Я уже пять лет ее не видел, с восьмидесятилетия нашей мамы. Хотя нет, она, конечно, была на маминых похоронах.
Я вспоминаю мамин юбилей. Ханна, как всегда, опоздала и появилась в ресторанчике с видом на Эресунн в середине обеда, весьма неубедительно объяснив свое опоздание. Солнечные лучи падали на крышу ресторана, на панорамные окна, выходящие на пролив, в зале было душно, как в сауне. Людей в ресторане становилось все больше, а кислорода все меньше. Возможно, это и стало причиной маминого приступа. Вскоре после появления Ханны у нее сильно закружилась голова. Мама быстро пришла в себя, но некоторое время спустя начались панические атаки. Головокружение и приступы нервозности охватывали ее в самых непредсказуемых местах: у врача, пока она ждала приема, в парикмахерской, за рулем. Врач предложил попробовать транквилизаторы, но мама не соглашалась: ей уже случалось принимать их раньше, она чувствовала от них слабость и мысли путались. Привычный коктейль из сердечных, понижающих давление, мочегонных и болеутоляющих лекарств позволил ей, конечно, продержаться еще несколько лет, однако болезнь отца, которая превратила его, по сути, в овощ, мама пережить не смогла.
4
«Продвижение товара. Общественные организации»; «Характеристики товара»; «Предложение о сотрудничестве» (