Елену обуяло веселое озорство.
- Как только он приготовится спустить тетиву, скажешь!
И она, примерно высчитав траекторию возможного полета, успела перехватить его выстрел. Удача благоволила нашей охотнице, и теперь уже её стрела впилась в древко чужой стрелы.
Мстительное торжество переполнило Елену радостью, заставив ликующе закричать, воздев арбалет вверх.
Всё случилось настолько быстро, что она не успела ничего понять, лишь инстинктивным жестом, на который её подтолкнул, наверное, ангел-хранитель, подняв лошадь на дыбы. Мимо уха опасно просвистели стрелы, и где-то рядом Славек сначала вскрикнул от боли, а потом завопил разъяренным голосом:
- Да, вы ополоумели?!
И в довершении этой неразберихи что-то больно обожгло руку, и лошадь, внезапно захрипев и забившись, начала крениться вбок и упала, вдавив её в сугроб. Елена от страха и растерянности закричала. Кто-то рядом страшно, по площадному выругался по-венгерски и ещё на каком-то неизвестном языке.
Чьи-то руки торопливо отряхнули снег с её лица, и она увидела искаженное тревогой побледневшее лицо мессира.
- Вы живы!- вырвался из его груди облегченный вздох. - Быстрее, олухи, стащите с неё лошадь! Вы не ранены?
Он спрашивал, а Елена никак не могла прийти себя, ошеломленно смаргивая мешающий снег с ресниц. Но вельможа и не ждал ответа, встревожено рассматривая и ощупывая женщину, пока его люди освобождали её от трупа лошади и выпутывали ноги из стремян. И только когда он, наконец-то, смог её целиком освободить от снега и поставить на ноги, Елена обратила внимание на неприятное жжение в правой руке.
Рукав кожаного камзола насквозь пронзила стрела, причем на выходе хорошо был виден окровавленный наконечник. Снег быстро покрывался красными каплями.
Взгляд вельможи стал воистину ужасен. Елена никогда не видела его в гневе и даже содрогнулась, заметив, каким взором он обводит сразу же упавших на колени людей. Но это были его слуги, а где же Славек?
- Что с моим человеком?- тревога вернула ей речь. - Надеюсь, он жив? Да не смотрите так - ничего страшного со мной не случилось! Где Славек?
- Он ранен,- отозвался кто-то,- ему тоже попали в руку две стрелы.
Мессир, крепко прижав женщину к себе, отрывисто приказал:
- Держитесь крепче! - и, взявшись за торчащую из рукава стрелу, сломал её.
Елена вскрикнула от невыносимой боли, но он уже потянул за высовывающийся из раны наконечник. Кровь хлынула потоком. Сразу же закружилась голова и она, беспомощно скользнув пальцами по мужскому плащу в напрасной попытке удержаться, упала в снег, погрузившись в глубокий обморок.
Очнулась баронесса от покачивания в седле. И не надо было открывать глаз, чтобы понять, кто прижимает её к груди. Приятный и терпкий, присущий только ночному собеседнику запах за эти дни ей стал хорошо знаком.
Умиротворенная Елена пригрелась у мужской груди, и только легкая тошнота и головокружение напоминали о только что пережитом ужасе. Перевязанная рука болела и слегка горела, но ведь у неё, благодарение Создателю, была и другая, совершенно здоровая, которую, если немного освободить, можно протянуть вверх.
Что она и сделала, обняв всадника.
- Пришли в себя, моя воинственная амазонка?- ласково улыбающиеся глаза оказались в непосредственной близости.- Слышали о таких?
- Смутно!- призналась Елена.
Ей так хотелось поцеловать забавную морщинку возле его губ, но она не отважилась. До амазонок ли тут!
- Я читал об этом у Геродота,- между тем, заинтересованно пояснил мессир, - эти грозные дамы-воины жили в древности на берегах Черного моря. Смелые всадницы, как и вы не любили мужчин, поэтому объединялись в женские общины. Всю свою жизнь они сражались, доказывая противоположному полу, что ни в чем ему не уступят - ни в бою, ни на охоте!
- Но, наверное, в чем-то уступали,- лукаво улыбнулась Елена, слегка касаясь пальцем его щеки,- иначе, откуда бы брались маленькие амазонки?
- Вы правы, душа моя!- рассмеялся мужчина.- Всё может сделать женщина в одиночку, но вот зачать не сможет! Здесь придется подчиниться, и взять только то, что дают!
И она, не удержавшись, все-таки припала нежным поцелуем к его смеющимся губам. Руки, державшие и раненую женщину, и поводья не могли помочь своему хозяину, и поэтому она его продлила, насколько захотелось ей самой, хотя и мужчина с явной неохотой оторвался от её губ.