— Вы, женщины, отойдите от калитки! Я милицию вызову! — испуганно огрызнулась воспитательница.
— Пошли, — сказала Полинка. Но Жанну обидела глупая подозрительность воспитательницы. И она поставила точку в разговоре особым образом — сунув Полинке свое оружие, аккуратно сняла тяжелую калитку с петель и прислонила к забору.
Воспитательница онемела.
А Полинка, схватив подружку под локоть, потащила ее прочь.
— Когда ты наконец прекратишь эти цирковые фокусы? — шипела она. — Ты еще крышу с садика бы сняла и к стенке прислонила!
— Пусть знает, с кем имеет дело, — отвечала Жанна.
— Так все наоборот — она не должна знать, с кем имеет дело! — разумно возразила Полинка. Ответить Жанне было нечего, и они примерно минуту шли молча.
— Если Даша — Томилина, то и фрукт, что ли, Томилин? — спросила Полинка.
— Выходит, что так, — буркнула Жанна. — Ты заявление в милицию собралась писать, что ли?
— Но что-то же надо делать!
— Прежде всего нужно дозвониться до Татьяны.
До самой китайской стенки им не попалось ни одной отелефоненной души — бабки дедки и ребятишки не в счет. Наконец, уже почти у подъезда, появилась молодая мама с коляской, держа возле уха мобилку.
Полинка, дождавшись конца разговора, подошла к ней — вся сплошное очарование.
— Извините, вы не могли бы дать мобильник на минутку? У меня аккумулятор сел. Буквально на два словечка!
— У самой садится, — базарным голосом отрубила мамаша.
— Так я же не бесплатно! — Полинка достала десять рублей.
— Ну… — мамаша задумалась, очевидно, она и впрямь трудилась в сфере ларечно-базарной торговли. — Звонить будете из подъезда. А я постою тут.
Полинка пожала плечами и вошла в подъезд, а мамаша осталась снаружи и даже загородила дверь коляской.
Жанна усмехнулась — проще простого было обездвижить эту тетеху. А тетеха вдруг навострила уши, и неудивительно — Полинка в подъезде вопила во всю глотку:
— Танюха! Танюха, это я, Полинка! Как зовут твоего фрукта? Не слышу! Как зовут фрукта?
Если бы она видела сейчас Татьяну, то остереглась бы задавать такие вопросы.
Татьяна сидела в своей ухоженной квартирке за неубранным столом, злая, как баба-яга. В ее жизни всякое бывало. Особенно в бурный период между первым и вторым супружеством. Не раз случалось, что она, распалив парня до крайности, удирала и потом долго ходила веселая и довольная. Но кто бы мог подумать, что двадцать лет спустя этот трюк проделают с ней самой?
Человек, который в кафе целовал ей руки и, словно бы ненароком, касался выступающих частей тела, оказавшись с ней наедине, скис, увял, сдох и до такой степени унизился, что изобразил склероз. Ах, он вспомнил, ах, у него важная встреча! И, чуть ли не опрокидывая на ходу мебель, ускакал!
Так, бедняжка, торопился, что даже барсетку с кошельком и мобилкой забыл, коз-з-зел!
Лежащая на столе Татьянина мобилка верещала и заливалась. Хозяйка смахнула ее на пол — и хорошо еще, что на ковер.
— Клинья тебе? Клинья тебе, старой дуре? — риторически вопрошала Татьяна. — Холмик и две березки!
И, хлюпнув носом, отхлебнула прямо из горлышка заморского вина.
Тут ей на глаза попалась барсетка фрукта. Шмякнув ее оземь, Татьяна вскочила, стала пинать и топтать сумочку что было сил. Мобилке тоже досталось…
Татьяна понимала, что женщина не может нравиться решительно всем, но ведь этот фрукт приставал, намекал, выражал готовность! Неужели он вдруг вспомнил про разницу в возрасте? Вот же скотина!
Полинка, сильно озадаченная странным поведением мобилки, которая вроде бы сперва дала связь, а потом отключилась, вышла из подъезда и отдала аппарат хозяйке.
— Ничего не понимаю, — пожаловалась она Жанне. — Она же домой собиралась! От «Академии» до нее — пять минут. Может, у нее мобилку из сумки вытащили?
— Ага, собиралась. С фруктом. Мне тоже не нравится, — ответила Жанна. — Послушайте, женщина…
Это относилось к мамаше с младенцем.
— … вы ведь в этом доме живете. Вы таких Томилиных не знаете?
— А вам зачем?
— Слыхала, они разводятся, и Томилин в Америку уезжает, на пэ-эм-эс.
— А вам какое дело? — с большим интересом спросила мамаша.
Жанна при необходимости могла и складно соврать. Теперь же ее слова и враньем особым не были — она вспомнила историю, случившуюся три года назад, в которой волей случая приняла участие.
— Он у начальницы моей две штуки баксов в долг взял и не возвращает. Так она велела разобраться. Если разводятся — значит, действительно уезжает. Тогда она куда надо позвонит, и его трясти будут.
— Да что вы?! — мамаша прямо в восторг пришла. — А так, с виду, и не скажешь! Воркуют, как голубочки! На выходных вдвоем с женой и с Дашкой в Луна-парк всегда ездят! Прямо с утра и до обеда!
— Это который Луна-парк? Который возле цирка? — встряла Полинка.
— Ну, наверно…
— Так он, наверно, уже воскресным папой стал, — заметила Жанна. — Дома-то уже не ночует.
— Да вы что?! А она, Томилина, всем говорит — командировки у него, командировки! На неделю, на две! Надо же! Вот так живешь и не знаешь, что у тебя за стенкой!
Собственная некомпетентность сильно мамашу расстроила.
— Все мужики — сволочи, — утешила ее Полинка и повернулась к Жанне. — Пошли! Чем скорее мы разберемся с Танюхой — тем лучше.
Они поспешили мимо детского сада на троллейбусную остановку и всю дорогу перебирали варианты, так что пассажиры, волей-неволей вынужденные слушать всю эту уголовщину, стали от них шарахаться. А все потому, что Жанна, имея такое выражение лица, от которого и Терминатор бы не отказался, обещала подвергнуть козла-фрукта кое-каким неприятным процедурам, причем кастрация в этом списке была совсем не самой страшной карой…
Очевидно, телепатия существует на самом деле, и не только между кровными родственниками. Как иначе объяснить, что этот же самый список, только немного в ином порядке, озвучила одновременно с Жанной Татьяна, сидя дома?
Она носилась из угла в угол и уже додумалась до такого древнего вида казни, как четвертование, когда в дверь позвонили. Звонили долго.
Татьяна слушала, как разрывается дверной звонок, и злобно скалилась.
— А шиш тебе! Не впущу! Козел проклятый…
И поддала ногой истоптанную барсетку фрукта так, что сумочка взлетела чуть ли не на шкаф. Глядя на нее, Татьяна отчетливо поняла: содержимое нужно немедленно обратить в мелкие клочья. И, сопя, настраивалось на эту злобную месть.
Заверещал на ковре мобильник.
— Убью! — вызверилась на него Татьяна.
Мобильник исполнял классику.
— Ну, повякай мне еще, повякай! — грозно сказала она. — В сортире утоплю!
Разом стало тихо.
— Нет, но какая скотина! — сама себе пожаловалась Татьяна. И опять пнула барсетку.
Тут в дверь крепко бухнуло. Раз, другой, третий…
— Очень хорошо! Поколотись, поколотись! Тебе полезно! — крикнула Татьяна.
И хватанула спиртного прямо из горла.
В это время Полинка и Жанна собрали на лестничной площадке чуть ли не всех жильцов. Первым делом, конечно, вечно бодрого и готового приласкать одинокую женщину бритоголового охранника Пашку. Потом — старенького знатока законов Григория Семеныча. Далее — соседку снизу, Римму Вавилову, тетку очень решительную, а также ее супруга, который, как это ни странно, при такой бой-бабе не был подкаблучником.
— На звонки не отвечает, а мы точно знаем — она дома! И у нее была назначена встреча с одним мужиком! — объясняла всем по очереди Полинка.
— Дерьмо мужик, — добавляла уже непонятно в который раз Жанна. — Совсем гнилой. А у нее Дмитрий в отъезде, а квартира всякого барахла полна, и деньги тоже дома лежат.
— Так что, ломаем дверь? — спросил шустрый и радостный дедок Григорий Семенович. Он с того и начал, что объяснил правомерность и законность этого взлома, а теперь жаждал зрелища.
— Какое ломаем! Она стальная! — возразила Римма.
— Ее только взрывать, — присоветовал Пашка.