А немцы совершенно обнаглели. Пользуясь последними тёплыми днями, они раздевались донага и плескались в реке. Наши бойцы только наблюдали за ними с другого берега реки. Боеприпасов к немногим пушкам и миномётам было катастрофически мало, и их берегли для планируемого прорыва. А из винтовки — далековато, не достать.
На фронте помыться, постирать пропылённую, грязную гимнастёрку — редкая удача. И наши бойцы, видя, как немцы купаются, тоже попробовали зайти в воду, но немцы накрыли их из миномётов. Вот и смотрели они на купающихся фашистов, скрипя зубами от злости.
Командир взвода, сержант Осянин в сердцах бросил:
— Хоть бы их проучил кто!
— Разрешите мне! — вызвался Алексей.
— Попробуй. Но далеко, только немцев обозлишь.
Алексей отобрал патроны с тяжёлой пулей — у них траектория более пологая. Тщательно вычистил и смазал винтовку, зарядил магазин.
На берег выбрался рано, до рассвета, замаскировался в высокой траве. Рядом, метрах в десяти-пятнадцати были кусты, но Василий сознательно туда не пошёл — их немцы в первую очередь обстреляют.
Час шёл за часом. Уже поднялось солнце, пригрело землю. Над водой поднимался лёгкий парок или туман, но к десяти часам он развеялся.
И вот тут-то на берегу показались немцы. Они сбрасывали на ходу форму и, гогоча, лезли в воду. Вели себя свободно: вздымали тучи брызг, плескались, обливая друг друга.
Прицел Алексей выставил заранее, и теперь только выбирал цель.
Один из немцев выбрался из воды и встал на берегу, картинно раскинув руки, — как на пляже.
Алексей прицелился ему в живот: голова на такой дистанции — слишком маленькая цель. Задержав дыхание, плавно потянул спусковой крючок. Выстрел! Немец упал. Остальные пока не всполошились, выстрелы на передовой — не редкость.
Пользуясь их легкомыслием, Алексей успел сделать ещё четыре прицельных выстрела, пока оставшиеся в живых и испуганные немцы ползком покидали берег. Вставать они боялись, даже форму бросили — не до неё стало.
Не прошло и нескольких минут, как немцы открыли по берегу миномётный огонь, в первую очередь целя по кустам. Только Алексей дожидаться обстрела не стал и, едва уползли немцы, убрался с берега и он.
Когда он вернулся в свой окоп, по траншее подошёл сержант Осянин.
— Видел твою стрельбу, молодец! Учился где-то?
— Да нет. Охотник я, жизнь заставила.
— Э, парень, тебя бы в снайперскую школу, да винтовку с оптикой в руки — тогда бы немцы голяком на виду у всех не бегали. Я командиру роты доложу, пусть решает.
Алексей пожал плечами. Доложил сержант старшему лейтенанту или забыл, но только в жизни его ничего не изменилось. Да и не могло. Обескровленная, окружённая дивизия готовилась к прорыву. Следующей ночью они открыли огонь по немецким позициям из пушек и миномётов, достреливая последние снаряды, потому как с тяжёлым вооружением не прорваться. Потом пушки вывели из строя, сняв с них затворы.
Сразу за артобстрелом, под покровом темноты наиболее боеспособные подразделения пошли на прорыв. За ними несли раненых и шли тыловые службы вроде связисток и банно-прачечного отряда.
С потерями, но они прорвались к своим. От дивизии едва набирался полнокровный батальон, но главное — вынесли знамя дивизии и полков. Нет знамени — утеряно, утрачено, захвачено противником — подразделение расформировывается, опозоренное, и номер его не присваивается вновь. Сохранилось знамя, святыня части — её укомплектуют, пополнят техникой, и вновь полк или дивизия воскреснет из небытия.
Вот и их дивизию отвели в тыл на отдых и переформирование. Из тыла поступало пополнение, со складов — вооружение и боеприпасы. И хотя вооружение было немного устаревшим, воевать можно было. Ведь в ополчение шло и вовсе почти музейное оружие, вроде пулемётов Мадсена или Шоша, а пушки — трёхдюймовые времён гражданской войны.
Алексей снова уходил в команду минёров, по его военно-учётной специальности. Пехотинцы, как писалось — «необученные, годные к строевой», были. Не хватало обученных — артиллеристов, танкистов, лётчиков, сапёров.
В начале декабря дивизию отправили под Елец, где готовилось контрнаступление.
Немцы, не в силах одолеть сопротивление наших войск и по кратчайшему пути пройти к Москве, решили наступать с юга, через Тулу. Зима тогда случилась ранняя и суровая, снега выпало много, морозы доходили до тридцати-сорока градусов. Холодно было даже привыкшим к морозам русским. А у немцев шинелишки тоненькие, рассчитанные на тёплую европейскую зиму, шапок не было вовсе, если не считать немногочисленные горно-егерские части. Не готовился Гитлер к затяжной военной кампании, планировал завершить войну к осени, на зиму расположить войска в тёплых квартирах.