Я наблюдаю за Гленном, он за мной, при этом мы вежливо разговариваем о погоде в Монтане и зимах в Техасе. У него поредевшие светлые волосы и внимательные серые глаза на обветренном лице игрока в бейсбол, угадывающего следующий бросок соперника. Несмотря на шотландскую фамилию, внешне он больше похож на голландца.
Я еще раз пытаюсь узнать, в чем дело, и слышу в ответ всего лишь: «До этого мы еще дойдем. Сначала надо кое-что прояснить».
Я предлагаю прояснить все, что смогу, прямо сейчас, но он отказывается, не проявляя интереса к моим показаниям. Хотя если вспомнить о двух дюжинах стражей порядка, нагрянувших ко мне в мотель, и о том, в каком положении сейчас мои руки и ноги, то есть подозрение, что я им все-таки интересен.
В дверь стучится брюнетка в лабораторном халате. Гленн жестом приглашает ее войти.
Она ставит на стол ящик с инструментами, надевает маску, закрывающую нос и рот.
— Работает? — спрашивает она, указывая на видеокамеру в углу, на которую я не обратил внимания.
Гленн утвердительно кивает.
— Хорошо.
Она поворачивается ко мне и снимает с моих рук пакеты. По всему пакеты были нужны, чтобы сохранить какие-то улики у меня на ладонях. Но какие?
— Мистер Крей, сейчас я возьму образцы. — Она обращается ко мне громко, полагаю, чтоб было лучше слышно на записи.
Она разглядывает мои ногти, показывает их Гленну, тот наклоняется и присматривается.
— Вы очень коротко стрижете ногти. Зачем?
— Хитридиомикоз, — объясняю я.
— Хитро… — Он даже не пытается это правильно произнести. — Это что, болезнь?
— Да. Грибковое заболевание.
Лаборантка роняет мою руку:
— Это заразно?
— Да, — отвечаю я, удивленный ее реакцией. — Если вы земноводное. У меня этой заразы нет. Но я посвящаю много времени изучению лягушек в различной среде. Вот и приходится осторожничать, чтобы не стать переносчиком.
Гленн делает запись в блокноте.
— Вот, значит, для чего вы купили три дня назад новые ботинки?
Я не спрашиваю, откуда это ему известно.
— Да. Все, что не подлежит стерилизации, я уничтожаю и заменяю на новое. Может быть, я перебарщиваю с осторожностью, но некоторые считают, что сокращение численности амфибий связано с тем, что ученые ненамеренно распространяют поражающие их заболевания.
— Вы много путешествуете? — спрашивает Гленн.
— Постоянно. — Не слишком ли много я говорю…
— Изучаете лягушек?
— Иногда… — Я не уверен, стоит ли вдаваться в подробности. Пока что он не проявляет явного интереса, но вдруг это способ развязать мне язык.
Гленн достает из портфеля папку и листает бумаги. Как я ни стараюсь изображать безразличие, содержание некоторых бумаг мне понятно. Это сведения обо мне, найденные в Интернете: данные об образовании и научной работе, статьи, интервью.
Лаборантка при помощи ватной палочки, забирается мне под ногти, она работает очень аккуратно. Я удивлен, что она не знает, что такое хитридиомикоз, хотя, если подумать, она и не должна — она технический сотрудник, пусть и в одежде ученого, ее задача — сбор образцов для судебно-медицинской экспертизы, а не их изучение.
Просмотрев несколько страниц, Гленн озадаченно поднимает на меня глаза.
— Биоинформатика? Вы биолог?
— Не совсем. Это дисциплина на границе между информатикой и биологией.
Как ни старается Гленн прикинуться невеждой, я вижу, что он умен и внимательно слушает, и то, что я говорю, и то, о чем умалчиваю. Так как я не знаю, к чему весь этот разговор, то отвечаю максимально честно.
— Мы применяем вычислительные методы в биологии. Главным образом в генетике. Например, ДНК — до того сложная штука, что ее не понять без компьютеров.
Он кивает.
— Значит, вы, скорее, генетик?
— Нет. Время от времени я занимаюсь ДНК, но это не моя специальность. В настоящее время я работаю в области фенотипической пластичности.
Он косится на лаборантку, та качает головой, тогда он приподнимает бровь.
— Рискну предположить, что к пластику это не имеет отношения.
— Не совсем. — Я вспоминаю свой способ объяснить, чем я занимаюсь, который использую на вечеринках, и лишний раз вспоминаю, что ненавижу разговаривать о работе не с учеными. — Вы занимались спортом в школе?
— Футболом.
— Это привело к набору веса?
— Думаю, килограм десять мышц все еще со мной. — Он смущенно улыбается лаборантке.
Подозреваю, что когда они не допрашивают подозреваемых и не ищут у тех под ногтями улики, то превращаются в обыкновенных коллег со своим профессиональным юмором.