Выбрать главу

Стэн спорил с толстым водителем о том, чья очередь играть на бильярде. Спор начинал переходить в ссору.

Из задней комнаты донёсся какой-то визг.

Джон бросил петь и прошёл в конец бара. НиктоЬ казалось, этого не заметил.

Из распахнувшихся дверей выскочила официантка.

- Там какая-то безумная баба! - закричала она.

- Что? - спросил Джон.

Водитель схватил Стэна за плечи и припёр его к стене:

- А что, если я побросаю тебя вверх-вниз, как баскетбольный мяч, коротышка?

В задней комнате что-то треснуло, и двое из присутствующих повернули голову к дверям.

Стэн сунул руку под рубашку, достал из-за пояса короткоствольный пистолет и наставил его в живот шофёру:

- А как насчёт убраться отсюда подальше, толстячок?

У шофера округлились глаза, и он начал отступать.

Двери задней комнаты вновь распахнулись как раз тогда, когда Джон подошёл к ним.

Одна створка ударила его по лбу.

- Ой! - Он отпрянул назад, схватившись за голову.

Ворвалась мать Стивена, размахивая какой-то доской.

- Что это такое? - вопила она. - Пьёшь в день своей свадьбы! Иди вон! Прочь!

Она опять замахала доской. Мужчины пытались увернуться. Она сшибла со стойки стаканы, перевернула стулья. Она бушевала, как фурия, колотя доской по спинам 8Рногам увертывавшихся мужчин. Большинство устремилось к дверям, шумно протестуя, но заливаясь весёлым гоготом.

Стивен, Ник, Майкл и Аксел выбежали вместе и остановились под падавшим снегом.

- Ну, вот и всё, - сказал Стивен. - Действительно всё. Да, ребята, я пошёл!

Ник засмеялся:

- Ну и хорошо, что она тебя достала. Тебе, Стивен, сейчас никак нельзя слишком расслабляться.

- Ети твою в корень, - пьяно произнёс Аксел.

Разгорячённая, на улицу выбежала мать Стивена, всё ещё сжимая в руках доску. Она посмотрела на Стивена, выпустила доску из рук и расплакалась.

- Мальчик мой милый. Ангел мой... покидаешь родную мать ради чужой женщины...

беременной! - Она бросилась к Стивену и упала к нему в объятья.

- Мама...

- И так-то ты поступаешь со своей родной матерью, которая всю свою жизнь ходит в церковь дважды в день.

- Мама, всё будет хорошо. Мы же будем жить всего лишь этажом выше. Мы будем жить одной семьёй.

Совсем растерянно она посмотрела на его друзей, которые выражали ему сочувствие, а затем занялись изучением снежинок.

- Неужели ты такой бесчувственный? Разве у тебя такое жесткое сердце? Ты женишься на этой женщине, оставляешь меня с ней, а сам уезжаешь во Вьетнам!

- Ведь всего лишь один лестничный пролёт, мама, - устало сказал Стивен, слыхавший всё это уже не раз. - Один пролёт. Я буду жить всего лишь этажом выше, когда вернусь домой. Я люблю Анджелу, мам. Она любит меня.

Мать ничего не ответила.

- Ведь так же, - сказал он.

Помолчав немного, она сказала:

- Надень сегодня шарф.

Он сморщился:

- Не надену я шарф с фраком. Никто не носит шарфа с фраком.

Дело близилось к полудню. Майкл поддал газу, приближаясь к дороге, уводившей в гору, к вагончику, где они жили вместе с Ником. Машина набирала скорость, затем начался подъём. Задние колёса отбрасывали снежную кашу - "кадиллак" завилял.

Майкл поворачивал руль короткими резкими рывками, пытаясь погасить юз. На подходе к вершине колёса стали буксовать, ему пришлось переключиться на низкую скорость и добавить газу. "Кадиллак" с ревом, наконец, преодолел подъём и выехал на ровную дорогу. Майкл затормозил, выключил двигатель и поставил машину на ручной тормоз. Вышел из машины во взятом напрокат фраке, чувствуя себя в нём так же непривычно, как дрессированное животное в цирке. Как ни нелепо это выглядело, но на нём были горные сапоги, и брюки были заправлены в голенища. Штиблеты он нёс в руке. Он прошёл по мокрому снегу к старому помятому фургону Ника. У заднего окна кабины были пустые крепления для ружей.

Вагончик представлял собой двухтонный прицеп, промазанный по швам силиконовой замазкой и исчерченный потеками гудрона с крыши. Они купили его с третьих рук на стройке. Прицеп стоял на шлакоблоках на холме с видом на город и завод. Выглядел он неважно, но они сумели сделать его влагонепроницаемым. Всё-таки это был их дом, и он им очень нравился.

Майкл раскидал снег у входа и рывком открыл дверь. Ник сидел на кушетке в парадных брюках и накрахмаленной рубашке, фрачный пиджак висел на спинке стула.

Он натирал свои полевые сапоги жиром.

- Хочешь выглядеть принцем? - спросил он Майкла.

- То есть как?

Тот рассмеялся.

- Это нужно было делать ещё вчера, - сказал Майкл.

- Знаю.

- А так они сядут.

- Да знаю я, Майк.

Майкл подошёл к холодильнику, взял банку пива, откупорил её. Прислонился к стойке, разделявшей кухню и комнату, потягивая пиво. Он осматривался, чувствуя первые признаки ностальгии. Через пару дней он уедет и вернётся обратно нескоро.

Над раковиной висела голова оленя с одиннадцатью отростками рогов. Парусиновые шторы. Ружья на полке. Мебель раздобыта у родственников и друзей. В углу - удочки. Новый линолеум на кухне. Рюкзаки и спальные мешки свалены в углу.

Охотничьи фотографии в дешёвеньких рамках. Нож для свежевания, который он только вчера наточил, всё ещё лежал на кухонном столе рядом с точильным камнем. Коробка с гильзами для патронов на холодильнике. Всё как родное.

- Я просто жду, - сказал он вдруг. - Понимаешь?

- Как?

- Я просто жду, - повторил он. - Вот это... жду именно этого. Горы. Только здесь я чувствую себя хорошо, на своём месте. Я жду целый год, чтобы выбраться в горы, к оленям.

Ник взял старую зубную щетку, повозил ею в жире и начал втирать смазку в шов между подошвой и подъёмом сапога.

- Я тоже, - сказал он. - Пожалуй.

- Не может быть, - удивился Майкл.

- Да. Какого черта... я только об этом и думаю. И о Вьетнаме тоже.

Вдруг он отставил сапоги, вытер руки о бумажное полотенце, встал и взял с полки винтовку с оптическим прицелом. Открыл нижний ящик, вынул оттуда чистую замшевую тряпицу и начал снимать лишнее масло с ружья.