— Да.
В его глазах сверкнула боль. Он поднес руки к лицу, словно пытаясь отогнать кошмар.
— Нет денег, — пробормотал он и повернулся к ней. — Они уже дергают сорняки. Завтра примутся за крышу. Я должен вернуться и остановить их.
И он ушел. Звук хлопнувшей внизу двери отозвался в ее ушах погребальным звоном, убившим остатки надежды на счастье. Силы оставили ее. Она уронила голову на стол и заплакала.
И не заметила, как уснула. По ковру скользили тени, в комнате стало холодно, с запада надвигалась гроза. Окно позади нее громыхнуло на ветру, и она проснулась. Оливия выпрямилась, все тело затекло, и она машинально потянулась за колокольчиком, но тут же опустила руку. Нет смысла растрачивать уголь и керосин. Теперь ей придется на всем экономить.
Так ей посоветовал Калпеппер, но понемногу, чтобы не вызвать толков. Дом можно будет продать подороже, если никто не узнает о ее бедственном положении. Но как сохранить это в тайне? Миссис Пратт, например, очень удивится, если попросить ее покупать сальные свечи вместо восковых. Они всегда жгли воск по всему дому. Даже слуги в своих комнатах. Теперь она сочла это расточительностью. Внезапная вспышка бережливости, без сомнения, насторожит домочадцев, и слухи о ее банкротстве распространятся, как лесной пожар.
Оливия слишком устала, чтобы размышлять, добралась до своей комнаты и легла в кровать, пытаясь уснуть. Но сон не шел. Она невидящим взором смотрела на темный полог кровати над головой. Мозг сверлила одна-единственная мысль.
Она останется одна. Теперь, когда она уже не хотела жить одна, именно это ей и предстоит. Бесси и Эдит переедут в Розовый коттедж. Они, возможно, были бы ей рады, но она не может поехать с ними. Единственное, что у нее осталось, — это школа. И она не оставит ее.
Ну почему, почему эта катастрофа не разразилась полгода назад? Тогда она смогла бы это пережить. Потеря состояния и положения в обществе ничего для нее не значила. Возможно, некоторое время ее раздражали бы сочувствие и жалость. Было бы неприятно отказывать себе во всем. Но как она переживет потерю Джорджа?
Слезы обжигали глаза, она мысленно снова и снова возвращалась к нему. Жизнь без него утратила всякий смысл.
Она сожалела о том, что потеряла Рай-Вейл. Частица мужчины, которого она любила, — поместье завладело ее сердцем. Она беспокойно металась по подушке, думая об обещаниях, которые дала, которые теперь придется нарушить, о людях, которым она подарила надежду.
Если бы только… если бы… так много разных «если». Зачем терзать себя? Но ее ум возвращался к ним снова и снова.
Если бы она знала, во что вложены ее деньги, она поняла бы, насколько это рискованно, и предполагала бы подобный исход. Ее гнев был направлен на отца и Калпеппера, но в отсутствии сбережений она могла винить лишь себя. Если бы она сохранила часть капитала, который имела! Вместо этого она потратила все, что могла, и раздала остаток. Всегда находилась веская причина или нуждающийся человек. Ей просто не приходило в голову, что наследство отца может испариться. Обида на отца заставляла Оливию тратить все, что он ей давал и в чем она не нуждалась. Она кичилась своей щедростью, считала, что откладывать деньги на черный день— нечто иное, как алчность. Слишком поздно она поняла, что глубоко ошибалась. Она была заносчивой и недальновидной. И в результате потеряла Джорджа.
Придя к такому выводу, она заплакала. Они будут видеться с Джорджем время от времени. Их дружба не прекратится.
Дружба. Дружба с ним станет пыткой, проклятием. Видеть его и не иметь возможности коснуться — лучше, но ведь она не хотела брать надушу грех прелюбодеяния. Что ж, не пройдет и года, как он женится. Ни одна женщина перед ним не устоит. Женится на приданом.
Но в этом случае ему больше не понадобится содержание, оставленное Бибом. Таким образом, они вообще не будут встречаться. И теперь она не знала, что хуже: видеть его и не иметь возможности к нему прикоснуться или совсем не видеть.
Она и потом не смогла вспомнить, как пережила эти двадцать четыре часа. Это была настоящая мука. Она не могла ни есть, ни спать. Было даже хуже, чем в те сутки, когда скоропостижно скончалась ее мать. Утешения она найти не могла — Бесси и Эдит уехали на несколько дней в Розовый коттедж, чтобы подготовить его и сделать пригодным для жилья. Она сказала миссис Пратт, что ей нездоровится, и не выходила из комнаты, меряя ее шагами или ворочаясь в постели.
Измученная, она наконец уснула, но через пару часов проснулась. Серый дневной свет тускло освещал комнату, в окна барабанил дождь. Погода была под стать ее настроению. Она поднялась, умылась, оделась. Нельзя же вечно прятаться в своей комнате и лить слезы. Она взрослая женщина, пора взять себя в руки и жить дальше. Она с головой уйдет в работу. Нужно написать письма, свести баланс. Она спустилась в гостиную, раздвинула занавески. Позвонила, попросила угля, зажгла лампу, потому что сквозь плотную пелену дождя в комнату не пробивался свет, села за стол и заточила перо.
Она услышала стук внизу. Посетители! О Боже, нет! Она не может сегодня никого принять. К несчастью, ее просьба принести уголь дала ее домочадцем все основания полагать, что она уже бодрствует. Придется положиться на здравый смысл миссис Пратт и надеяться, что она никого не пустит. Ведь целых два дня Оливия жаловалась на недомогание. Но тут она с ужасом услышала чей-то голос и следом шаги на лестнице.