Замерший Ланц торопливо произнес:
— Дитя, я тоже только начинаю тебя любить, но я — я люблю тебя больше, чем Девона! Ты — мой ребёнок, мой единственный биологический сын. Ты — настоящий глава семьи Солярис. Пока мы вместе, мы сможем выхватить Федерацию Солярис из хватки Девона…
Черные глаза Девона загорелись гневом.
— Дарен? — Ланц это заметил. Не договорив, он в панике окликнул сына.
Дарен закрыл глаза. Когда он открыл их снова, его взгляд был исполнен жалости. Он медленно произнёс:
— Вы сказали… Отец, Вы сказали, что намереваетесь навредить Геге?
Эти слова шокировали Ланца. Это перекрывало приказы любого уровня и пробуждало главный инстинкт Тёмного Солнца…
Тёмное Солнце устранит всех врагов Девона!
Горько улыбнувшись, Дарен извинился:
— Простите, отец. В итоге, Дар всё равно не смог и Вас защитить.
Ланц вспомнил слова, произнесённые тогда читающим мысли парнем. Тот парень говорил, что Дарен хотел его защитить… Дрожа, он сказал:
— Даже после такого моего отношения, тогда ты всё равно хотел меня защитить… Ты и правда готов любить отца вроде меня?
Дарен взглянул на него. Стоявший перед ним человек был его родным, кровным отцом… Но как его любить?
Как любить того, кто ненавидел тебя с рождения и желал лишь твоей смерти?
Тем не менее, лицо Дарена расплылось в широкой улыбке. Сделав пару шагов, он обнял отца. Словно угодливый ребёнок, он произнес:
— Да. Мы действительно отец и сын. Конечно, Дар очень, очень тебя любит!
Дрожащими руками Ланц крепко обнял своего ребёнка. Это были их первые и последние объятия…
Серебристый волос на голове Дарена тайком удлинился. Его целью был… затылок Ланца.
Бум!
Дарен замер. Он увидел, как из виска его отца хлынула кровь. Она забрызгала голову и плечо Дарена… Но он же не успел ничего сделать?
Дарен удивленно поднял голову. Сжав зубы, перед ним стоял Девон. Он смотрел на Дарена с лицом, исполненным облегчения. В руках у него был серебристый пистолет.
Так вот в чём дело.
Увидев, что это его брат стрелял, Дарен снова перевёл взгляд на отца. Он медленно опустил его на пол. Глаза отца уже были закрыты. Вероятно, он умер, не успев ничего понять, так что выражение у него было спокойное, уголки губ приподнялись в улыбке. Он как будто спал. Казалось даже, что ему снится что-то хорошее.
Глядя на него, Дарен почувствовал облегчение.
Мирная, безболезненная, мгновенная смерть. Только это он и мог отцу подарить. Что касается любви, о которой он говорил недавно… Её нельзя было дать, просто заявив о ней.
Но человеку на пороге смерти не нужна правда. Ему нужна ложь, которую он хочет услышать.
Говорить правду — это правильно. Но временами ложь — это тоже проявление доброты. Совсем недавно Дарен внезапно понял этот принцип. Люди всегда будут поступать противоречиво. Он понимал это своим сердцем.
Теперь вперёд вышел Девон. Опустив пистолет, он безжалостно стрелял в голову лежавшего на полу трупа. Даже когда голова уже размозжилась, он отказывался останавливаться.
— Ге! Хватит, хватит! Он больше не сможет вернуться к жизни. — Дарен торопливо обнял старшего брата.
Услышав это «Ге», Девон уронил на пол пули. Он крепко обнял Дарена в ответ, зарывшись лицом в плечо Диди. Сдавленным голосом он произнес:
— Я думал, ты погиб. Поняв, что человек рядом со мной — это не ты, я действительно решил, что ты погиб. В тот миг мне захотелось весь мир вслед за тобой отправить…
У Дарена глаза защипало. Хотя ему хотелось ещё крепче обнять брата в ответ, после секундного колебания, он заговорил.
— Геге, скажи мне. М-мы с тобой — братья лишь наполовину, у нас одна мать, но разные отцы. Наша кровь лишь наполовину одинаковая. Ты всё равно готов любить меня?
Девон тут же поднял голову. Его лицо было исполнено гнева. Он закричал на своего брата:
— Я давно уже об этом знаю! Думал, меня это заботит? Идиот! Ты в курсе, что уже шестнадцать лет живёшь? Я шестнадцать лет тебя любил! Я тебя вырастил! Каждый день тебя молоком кормил. Играл с тобой. Научил тебя называть меня «Геге». Научил тебя читать. Играл с тобой в мяч. Я-я…
Не удержавшись, Девон протянул руку и энергично потрепал волосы младшего брата. Он успокоился… Его Диди не погиб! Дар был жив!
Он снова обнял Дарена, бормоча:
— Неважно, одинаковая ли кровь течёт по нашим венам… Шестнадцать лет неизгладимой любви. Нельзя просто сказать «Внутри нас течёт разная кровь»; мы не настоящие братья, и всё это можно отбросить? Дар! Ге просит тебя не думать так. Ты знаешь, что я волнуюсь за тебя? С самого твоего детства, каждую минуту, каждую секунду, я никогда не переставал тревожиться о тебе.