Когда он отправлялся кататься по озеру, то давал ей весла, и она гребла. А он молча сидел против нее и о чем-нибудь думал или мечтал.
Он приучил ее бегать рядом с ним во время прогулок, терпеливо, внимательно, как хорошо выдрессированная собака. Франк высказывал ей свои мысли, спрашивал ее совета и сам за нее отвечал: так ему легче было уяснять себе самому свои мысли.
Терпеливо, серьезно, целыми часами слушала его Тереза. Она мало понимала из того, что он говорил, но все ей казалось великим и прекрасным, а сознание, что ее господин разговаривал с нею, делало ее бесконечно счастливой.
Иногда, среди ночи, среди ночи, он приходил в ее комнату, будил, садился на кровать и начинал рассказывать. Она, по обыкновению, тихо, серьезно слушала его. Иногда он оставался у нее, смеясь, обнимал и ласкал ее, а она закрывала глаза и вся дрожала от счастья.
Однажды, уже вечером, к нему постучались.
В комнату ввалился служивший при гостинице Анджело и доложил, что барина очень просит Мариано Венье пойти навестить его жену, которая больна, при смерти.
— Но я — не врач! — заявил Франк. Однако Анджело не двигался с места. Франку пришлось еще раз повторить, что он ничего не понимает в медицине; тогда слуга вышел, но тотчас вслед за ним в комнату вошли хозяин и Тереза.
— Венье стоит внизу и не хочет уходить. Пойдите же к его жене, доктор! — сказал Раймонди.
— Но я ничем не могу ей помочь. Я — не врач, — ответил Франк.
Хозяин почесал затылок и плюнул.
— Вам ведь никто не поверит: все думают, что раз вы доктор, вы должны уметь лечить.
Было видно, что он и сам думает так же.
Наконец, Раймонди прибег к последнему доводу.
— Там теперь Американец; он хочет молиться о ее здравии; вы можете сделать для нее столько же, сколько и он.
Но у Франка не было желания состязаться с Американцем.
Тут подошла к нему Тереза.
— Пойдите к бедняжке, — попросила она, — быть может, вы все-таки ей чем-нибудь поможете.
Он рассмеялся.
— Право, дитя, я ничего не умею.
Тереза серьезно, большими глазами, посмотрела на него, взяла за руку и проговорила:
— Пожалуйста, пойди к бедняжке. Ты все можешь…
Он вздохнул, пожал плечами, достал опиум, хинин и пирамидон из дорожной аптечки и отправился к больной…
Спальня, в которой лежала Матильда Венье, была полна народу. Воздух в ней был сперт донельзя.
— Откройте окно! — приказал Франк Браун. Но больная поднялась на кровати и громко закричала.
— Нет! Пусть окно будет закрыто! Пьетро Носклер приказал, чтобы его закрыли.
Франк Браун обернулся. Рядом с ним стоял Американец. Он был весь в черном; в длинном сюртуке, застегнутом до самой шеи, как у миссионеров. Безбородое лицо, маленькие, слегка косые, глубоко сидящие глазки, низкий, выдающийся вперед череп, отсутствующий подбородок, приплюснутый нос, широко оттопыренные уши с приросшими мочками свидетельствовали о вырождении; шея была изрезана золотушными рубцами; движения торопливы, как у эпилептиков.
«Ему мне было бы легче поставить диагноз, чем больной», — подумал Франк Браун.
— Дайте ваш пульс, — попросил он больную.
Но женщина спрятала руку под одеяло и взглянула на Франка почти с ненавистью.
Тогда вмешался Американец.
— Дай руку, сестра! — сказал он больной, и та послушно протянула ее Франку.
Пульс больной свидетельствовал о сильной лихорадке. Ее язык и весь рот были сильно обложены. Она хрипела и кашляла.
Не подлежало никакому сомнению, что она была серьезно больна. Но Франк не знал, что нужно делать.
— Как долго она не спала? — спросил он неуверенно.
— Уже три ночи, — ответил Американец.
«Ей не может повредить ни в коем случае, если она как следует выспится, — подумал Франк Браун. — Я дам ей немного опиума».
— Принесите воды! — попросил он, — я дам ей лекарства.
Но больная закричала и замахала руками.
— Он отравит меня!
Она запела священный стих, и присутствующие вторили ей.
Ее муж сделал знак Франку Брауну, и они вышли в соседнюю комнату. Венье подал здесь Франку графин воды.
— Пришли сюда мистера Питера, — приказал он.
— Что вам угодно, доктор? — спросил, войдя в комнату, Американец.
— Вот стоит лекарство. Я уйду сейчас, и ты дашь его больной. Ты останешься всю ночь здесь?
— Да, — ответил Пьетро Носклер, — мы будем бодрствовать и молиться.
— Прекрасно, — продолжал Франк Браун. — Один стакан ты дашь ей сейчас же. Она охотнее примет лекарство из твоих рук. Я надеюсь, что оно несколько успокоит ее, и она скоро уснет. Если же больная снова проснется, ты дашь ей другой стакан!