По преданиям ордена, как было записано в древние времена, лишь те, кто пал в бою, могли переродиться, чтобы снова служить ордену. А Послемир ждал его, чтобы заключить в свои объятья, проглотить, лишить этой возможности перерождения, — и он боролся, как наказали старшие, используя мантры, вооружившись своей ментальной силой там, где физическая потеряла всякое значение. Он сопротивлялся, и чуждые сущности, алчущие и злобные, слетались к нему, однако не могли преодолеть текучие стенки туннеля. Они бессильны пробить дорогу в его измерение, ибо принадлежали другим. Тем не менее, он слышал, как они вопят от бешенства и досады. И ощущал тоже. Их объединённая ярость проявила себя ураганом силы, пугающе мощным. Он отшатнулся, когда этот ураган ударил по сознанию. Чёрная Река по-прежнему пыталась утащить его, но он держался.
Как долго он боролся в этих чуждых измерениях? Время там текло по-другому. Часы? Дни? Дольше? Запасы его яркой, молодой жизненной силы в конце концов истощились. Он был измотан. Он больше не мог сражаться с потоком. Возвращения в телесный мир не будет. Никогда. Он подвёл и себя, и орден, и расплатой будет вечность без славы и чести.
Нет! Я не могу погибнуть! Я не должен погибнуть. Только не так, без оружия в руках.
Мысль о том, что он разочарует своего хадита, стала последней каплей. Это было хуже смерти — позор, который он не желал забирать с собой на тот свет. Его душа преисполнилась новых сил, рождённых верностью и природным упорством. Он удвоил усилия в последнем, отчаянном рывке, обратив свою ярость против текучей реки, точно это был разумный противник.
В кульминации священного обряда, символизирующего самое Великое Возрождение, его бессмертная душа пробилась обратно на материальный уровень. Он судорожно втянул воздух, сжал холодные, застывшие пальцы, открыл глаза и с упоением набрал полную грудь воздуха, приторного от благовоний. Лиандро Каррас вернулся к жизни, уже не кандидатом, а новобранцем в тот день, принятый в воинский культ, который забрал его у биологических родителей и сделал его судьбу значимой.
Чёрная Река ужаснула меня тогда.
Под хруст снега, пробираясь между проспектами древних могил, он вспомнил свою вторую смерть.
Ему было восемь имперских стандартных — почти двадцать два терранских года, — и он пролежал мёртвым один час, одиннадцать минут и двадцать восемь секунд. Бесстрастные глаза наблюдали за ним. Он лежал на алтаре из чёрного мрамора, инкрустированного тонкими золотыми письменами. Те, кто стоял вокруг него под тёмно-серыми плащами и капюшонами, тихо бормотали древние литании гипнотически монотонными голосами. Снова Каррас сражался с течением Чёрной Реки, что вздымалась и бурлила вокруг него. В этот раз опыт придал ему больше стойкости, однако возросшая жизненная сила и увеличивающаяся психическая мощь привлекли внимание жутких обитателей по ту сторону стен. Он чувствовал, как они яростно дерут ткань реальности, пытаясь добраться до него. Во второй раз они подобрались гораздо ближе, доведённые до голодного бешенства новой энергией, которую ощущали в нём. Но, как и прежде, он победил. Укрепив себя мантрами, выученными в первые дни в ордене, и углубленной подготовкой, проведённой для него хадитом, он одолел смерть и её ревущие течения ещё раз.
Когда жизнь наконец вернулась в его остывающий труп, Каррас снова восстал из мёртвых. И снова он поднялся на ступень выше, больше не новобранец, а наконец-то полноправный боевой брат ордена. Литании закончились. Безмолвные улыбки сменили на сжатых устах тревогу. Теперь он стоял среди равных, готовый наконец нести смерть врагам человечества священным именем Императора.
Каррас вспомнил выражение глаз своего хадита в тот день. Там было уважение, которого он так ждал. А за ним — всего лишь на краткий миг — что-то похожее на проблеск почти отеческой гордости.
Третий и последний раз, когда Каррас умер во время священного орденского обряда, ему было сто девять лет по терранскому счёту, и он пролежал трупом целый окклюдский день. Это было величайшее испытание, которое Каррас проходил до сих пор, — испытание, которое, на этот раз, он предпринял по собственной воле. Успех поднял бы его внутри библиариуса, отмыкая путь к великому психическому мастерству, которое, по горькой необходимости, было закрыто для тех, кто носил звание лексикания. Если он выживет, то вернется к жизни кодицием, с гордостью заняв место среди самых могущественных из психического братства. Лишь самые благословенные тьмой пытались пройти Третье вознесение. Теперь шансы успешного возвращения к жизни были гораздо призрачнее, чем в его предыдущих смертях. Ближайшие боевые братья, связанные с ним узами беспрестанных совместных учений и реальных боёв, стояли безмолвно и напряжённо, всей душой желая ему успеха. Некоторые пытались отговорить его от прохождения обряда, но Каррас был непреклонен, чувствуя великую судьбу, которая может лежать на этом пути, не говоря о существенном скачке силы. Он знал, что ему хватит сил выжить. И вот он перешёл на ту сторону снова и ощутил вокруг знакомые тёмные воды.