От учительской Даня отошел окрыленный, а в класс влетел такой сияющий, словно он ходил не в туалет, а на встречу с золотой рыбкой. Сел за парту и тут же поднял руку.
— Надежда Петровна, что такое латентный период?
— Латентный? — задумалась русачка. — Это… скрытый период созревания чего-то… например, болезни.
— А таланта?
Надежда подумала и согласилась:
— И таланта… Кто тебе сказал о латентном периоде?
— Это я прочитал, — соврал Даня. Подводить физика, взявшего под свое крыло троечников всего мира, он не хотел.
Еще чуть-чуть о Балашове
В классе у всех были прозвища. (Шахова, например, звали Шахом), а у Балашова их насчитывалось штук, наверно, пятнадцать. Произошло это потому, что отличник попался однажды на зубок всему классу, когда у класса было настроение придумывать.
У 6-го "Б" не было урока русского языка (русачка заболела), и ему было предложено чем-нибудь нешумным заняться (а будет шумно — пойдете убирать возле школы).
Ушла классная (маленькая, носик пуговкой, ходила по коридору, почему-то расставив руки, словно боясь упасть) Элеонора Федоровна, и шестой, как по команде, начал разговаривать. Сначала потихоньку, кто с кем, кто о чем. Никакой объединяющей идеи в первое время не было, но она должна была появиться.
И тут кто-то громко позвал Беляша — такое у него было прозвище до исторического дня, назвав на этот раз нежно — Балашиком. Кому-то послышалось другое слово, он взял да и брякнул: Лобашик. Лоб у Никиты был действительно высокий. Нашелся и третий, который подхватил начавшуюся игру, назвав Никиту еще и Балашутиком. И понеслось!.. На отличника посыпались прозвища одно лучше другого. Упражнялся — нешумно и весело — весь шестой. И скоро прозвищ стало штук пятнадцать, не меньше. И все они подходили Беляшику — смотря, конечно, с какой стороны на него глянуть.
Закрепились они не все, но одно прозвище, помимо уже имеющихся (Кит, Беляш…), прилипло к Балашову намертво — Жутик. Почему именно это, никто не объяснит. Может оттого, что он наводил на каждого жуть своим прилежанием
Танцующий Кит
После уроков, уже во дворе, Шахова догнал Балашов.
— Слышь, Шах, я думал, думал, что с тобой случилось, и решил, что к тебе нужно присмотреться.
— Почему это ко мне нужно присматриваться? — мгновенно взъерошился Шахов. Троечники, надо сказать, довольно нервный народ — им не дают житья учителя, родители и классные активисты.
— Я за тобой и Раисой понаблюдал, поразмыслил и предположил: у тебя, кажется, обнаружились телепатические способности. Раньше ведь их не было?
Даня поморгал.
— Вроде нет.
— Теперь нужно выяснить, точно ли они у тебя есть, и если да, то попытаться узнать, — Кит передохнул, — узнать, как ты их получил. Короче говоря, нужно провести исследование.
При слове "исследование" Шахов опять встревожился.
— И что со мной будут делать?
— Тобой займусь только я, — успокоил его Жутик. — Ты просто должен рассказать мне обо всем, о чем я спрошу. Подробно и последовательно.
— Почему тебе? — все еще ерошился Шахов.
— Всего пока не могу тебе сказать. Сейчас я занимаюсь вопросом телепатии. Ну… и еще кое-чем.
— Чем? — было спрошено тут же.
— После расскажу, — пообещал Кит, — если твои ответы покажутся мне интересными. Это пока тайна. Давай сперва займемся тобой.
— Давай мной, — со вздохом согласился отдать себя на растерзание Жутику Шах. — Только недолго.
Будущий ученый, однако, взялся за него столь основательно, что со школьного двора они так и не ушли. Оба стояли под старым вязом с которого время от времени на них слетал желтый лист, а то и сразу два, Жутик говорил, Даня слушал и удивлялся тому, что так долго подчиняется нажиму. Сначала дотошный Кит узнал следующее. Что голос Раисы Шах услыхал в своей голове только сегодня. До этого ничего похожего не было ни разу. Что он сам удивился, заподозрив неладное — способность читать (слышать) чьи-то мысли. Он даже проверил эту способность кое на ком. Имена подопытных (подопытной) Даня назвать отказался. Наверно, он мог "послушать" и других, но до этого пока не додумался…
Жутик тут же захотел провести эксперимент. Он вынул из сумки блокнот (кроме тетрадей, у него был и блокнот), вырвал из него листок, поднял голову к вязу и через минуту написал на листке две строчки. Листок сложил вчетверо и сунул все еще покорному Шаху в карман рубахи.