– К-какое верблюжье бешенство? – заикаясь, переспросила Милли.
– Да самое обычное. В Каире такое каждый год по два-три раза. Называется «спасайся, кто может». Только на улицах так тесно, что даже отпрыгнуть некуда, так что приходится стоять и трепетать в надежде, что верблюды пробегут мимо.
Это было последней каплей. Милли вскочила:
– Мне пора!
По лицу Томми было видно, что сердце у него разбито.
– Зачем? Куда?
– Домой!
И Милли умчалась в темноту, взвизгивая от каждого крысиного писка.
– Зачем вы так? – простонал Томми.
– Потому что от твоих подружек добра не жди, – сказала Бек.
– Вспомни, – добавила Шторм, – как Колли-ер отобрал у нас галеоны-близнецы и затонувшие сокровища – и все благодаря Джине, твой рыжей подружке в бикини в горошек.
– Так что никаких подружек, – подытожила Бек.
– Эх, – вздохнул Томми, – вы правы. И вообще, я слишком устал, так что за Милли не побегу.
– Надо поспать, – сказал я. – Завтра придется добыть столько денег, чтобы хватило на четыре билета на самолет до Египта.
Я вытащил из рюкзака истрепанный непогодой дождевик, который оставил нам папа, и решил, что он сойдет за одеяло.
Заодно я проверил, не зашита ли где-нибудь в подкладку тысяча-другая долларов.
Ну, проверить-то не мешает.
Глава 16
Заснуть никому, конечно, не удалось.
Над головами у нас то и дело грохотали поезда. В водосточной трубе неподалеку Бек обнаружила сиротливого аллигатора. Через два пути от нас резвились крысы размером с таксу – не то плясали, не то пели караоке.
Примерно в три часа утра мы сбились в кружок на заброшенной платформе и предались воспоминаниям.
– А помнишь, что с нами было в Новой Зеландии? – спросила Бек.
– Еще бы, такое не забудешь! Мама с папой возили нас в парк развлечений, там через весь каньон был протянут трос, и мы скатывались по нему на роликовой подвеске. Вот это был день рождения! Самый лучший на свете!
– Это потому, – сказал Томми, – что у нас были лучшие на свете родители.
Я крепче прижал к себе дождевик.
– Они и сейчас есть, Томми.
– Точно, – подтвердила Бек, немало меня удивив. – Просто их надо найти.
– И спасти! – добавил я.
Томми кивнул:
– Я над этим работаю.
– Эй, ребята, – тяжело вздохнула Шторм. – Они погибли, умерли. Оба.
– А вот и нет! – сказал я. – Зачем перед гибелью прятать в тайнике дождевик?
– Ну мало ли. Вот сразу после этого папу и смыло за борт. И он утонул.
– А запись? – Бек взмахнула в воздухе флешкой. – Когда мама это снимала, то точно была жива!
Шторм покачала головой.
– Это было давно. Сейчас шансы упали.
– Слушай, Шторм! – сказал Томми.
– Чего?
– Помнишь, когда тебе было лет девять, ты участвовала в гонках на каяках в Гваделупе?
– Помню. Я пришла последней. На три с половиной часа позже всех. В тот день я официально отказалась от занятия любыми состязательными видами спорта.
– А кто ждал тебя на финише, хотя уже стемнело, пошел дождь и все разошлись по домам?
– Мама с папой.
– Вот именно. Может быть, теперь и нам надо просто подождать чуть подольше.
– Может быть.
И это было самое большее, чего удалось добиться от Шторм в качестве признания, что, возможно, мама с папой еще живы.
По крайней мере, до шести часов утра. В шесть Шторм изрядно удивила нас, издав победный клич, от которого мы вскочили.
– Чтение – ключ ко всем сокровищам мира! – крикнула она. – Помните? Так было написано на закладке.
Бек вытащила из рюкзака кожаную закладку с вытисненными на ней словами.
Шторм тут же выхватила закладку у нее из рук.
– А что у нас было привязано к верхней части закладки? – Шторм подняла закладку повыше, и висящий на кожаной полоске ключ закачался в воздухе. – Ключ! Может быть, это и есть ключ ко всем сокровищам мира.
– Нет, – сказал Томми и ткнул пальцем в буквы, вытисненные на закладке. – Здесь говорится, что ключ ко всем сокровищам мира – это чтение…
– Ну и ладно, – сказала Шторм. – Но это – ключ от банковской ячейки.
– Правда? – спросил я. – А ты откуда знаешь?
– Оттуда, что я умею читать!
Шторм была права.
Мы нашли ключ к одной из множества банковских ячеек, которые имелись у папы с мамой по всему миру.