Глава 2
Томми, Шторм, Бек и я всю жизнь учились дома. Нашими учителями были мама с папой, а домом – «Потеряшка».
И даже когда папа с мамой пропали в неизвестном направлении, мы все равно соблюдали главное правило, которое они ввели, и каждый день тратили по три часа на учебу.
Учеба в настоящей школе – с партами, интерактивными досками и столовскими обедами – представлялась нам жестокой изощренной пыткой.
Вот только судья смотрел на дело иначе.
– Хочу заявить под запись, – возвестил он, – что я возмущен попыткой этих четверых детей вести самостоятельную жизнь без надзора со стороны взрослых. Дети не способны отвечать за себя сами. В связи с этим полный и исключительный контроль над всеми финансовыми вопросами семьи передается Тимоти Квинну.
Тут Шторм встала со своего места и шагнула к судейской кафедре. Сестра была в ярости.
– Разрешите осужденному ребенку высказаться прежде, чем он будет изгнан, – потребовала она.
– А ты кто будешь? – спросил судья.
– Это Стефани, – фальшиво-заботливым голосом подсказал дядя Тимоти.
Это было страшное оскорбление. Глаза у Шторм потемнели, как грозовое небо, пронизанное молниями. Да. Вот за это папа с мамой и прозвали Стефани «Шторм».
– При всем моем уважении к суду вы, сэр, не имеете права судить других людей. Вы лишены сострадания и, по всей видимости, интеллектом также не блещете. Это все, что я хотела сказать.
Шторм села.
Судья снова бабахнул молотком.
– Вам, юная леди, необходимо преподнести урок, – объявил он. – Всем вам четверым! Суд постановил: принадлежащее семейству Кидд судно, именуемое «Потеряшка», вместе со всем содержимым будет в кратчайшие сроки продано на аукционе, а вырученные средства будут в полном объеме направлены на оплату обучения, учебников и проживания четверых новых учащихся школы «Чамли Преп».
Вот и все.
Нас отправят в школу. А «Потеряшка» достанется тому, кто предложит больше.
Сегодня правосудие было не просто слепо. Сегодня оно совсем позабыло о справедливости.
Глава 3
Субботним утром мы отправились в доки – прощаться с судном, которое было нашим домом столько, сколько мы себя помнили.
С нашей «Потеряшкой».
На ней мы обошли весь земной шар. Целых два раза. Без «Потеряшки» у нас не было бы тех захватывающих приключений, что нам довелось пережить.
Стервятники в человеческом обличье сновали по палубам, снимая и унося все, что было на борту, – даже содержимое суперкрутых, сверхсекретных тайников, которые папа устроил в мачтах, в корпусе и на палубах. Это зрелище доконало нас окончательно. Не выдержав, мы с Бек сорвались и устроили Близнецовую тираду (так называли это наши родители).
Конечно, когда мама с папой впервые обозвали нашу перебранку «тирадой», я понятия не имел, что это значит. Поэтому мама (она преподавала нам английский язык) велела мне посмотреть в словаре. «Тирада – продолжительный монолог, служащий для выражения злости и упрека».
Обычно мы с Бек орем друг на друга и обзываемся (я умею обзываться гораздо лучше, чем сестра). Но вот насчет «продолжительности» – это не к нам. Обычно мы орем друг на друга секунд шестьдесят, а потом нам надоедает. Знаете, как салют на Четвертое июля – тут бабахает, там взрывается, искры во все стороны, а потом – пшшш! – и через минуту уже ничего и нет. Только легкий дымок да звездное небо.
Близнецовая тирада номер 442 началась в тот миг, когда я сказал, что зрелище облепивших «Потеряшку» падальщиков – самое страшное, что нам случалось видеть в жизни.
– Да ну? – тут же зацепилась Бек. – А как же ночь, когда погиб папа? Забыл?
– Он не погиб!
– Нет, погиб!
– Нет, не погиб!
– Ах, прости, Бикфорд, но, если папа не погиб, почему он нам не пишет?
– А он пишет, Ребекка! Забыла?
– Ах, ты про то дурацкое письмецо, что мы получили в Северной Каролине?
– Это папа нам прислал!
– Нет, Бикфорд, это ты прислал!
– Кто сказал?
– Я сказала, балбес!
(Я же говорил, что Бек совершенно не умеет обзываться.)
– Мало ли что ты сказала! – огрызнулся я. – Ты вообще чокнутая краскоедка!
– Я твоя сестра, Бикфорд. Между прочим, близнец. Так что я тебя насквозь вижу. Ты еще только задумал какую-то гадость, а я уже все поняла!