— А если его найдут у меня? Меня же убьют… Нет- нет-нет, так дело не пойдет…
— Так мы каши не сварим, — решил Миронов и, подойдя к Врублевскому, дернул его за рукав пальто: — Пошли.
— Куда? — доброжелательно поинтересовался тот и, открыв один глаз, посмотрел на Миронова. — Не пойду я с тобой. Ты бандит и негодяй. Гусарские офицеры с бандитами не ходят… Пшел вон!
— Пойдем, кому говорю! — рассердился Миронов. — Вот ведь горе мне с вами…
— Сейчас я тебя пристрелю, — так же доброжелательно пообещал Врублевский и сунул руку за отворот пальто.
Миронов тяжело вздохнул и вполсилы стукнул развоевавшегося «гусарского офицера» по лбу пудовым кулаком. Раздался отчетливый стук, словно деревянной киянкой вогнали клин, на лицо Врублевского снизошло блаженное выражение, его ноги подкосились, и, подхватив обмякшее тело, Миронов легко вскинул его себе на плечо, вышел на проезжую часть, поднял руку, останавливая частника, и, когда синий «жигуленок» притормозил рядом с ним, распорядился:
— Шеф, отвези девушку и парня до дома. Загулял парень малость. Перебрал. За четвертной сговоримся?
Задняя дверца машины согласно распахнулась, и Миронов загрузил в салон бесчувственное тело. Затем распахнул перед девушкой переднюю дверцу и предупредил:
— И держи рот на замке.
— А за «тачку» кто платить будет?! — возмутилась она. — Опять я? Мало того, что ты его на меня спихнул, так еще и «тачка» за мой счет?! Что у меня сегодня за день?! Присела на минутку за столик… теперь не знаю, как рассчитаться…
Не слушая ее причитаний, Миронов захлопнул дверцу машины, засунул руки в карманы мешковатой куртки и, ссутулившись, побрел прочь. Он не любил разговоров и тем более не любил споров и пререканий. Он сделал то, что хотел сделать, и теперь этот поступок не подлежал для него ни оправданиям, ни даже сомнениям. Решив для себя единожды, что он поступает правильно, доказывать свою правоту или объяснять свою позицию он не собирался ни проститутке, ни Врублевскому, ни Шерстневу, ни даже себе самому. Он и не смог бы сделать это. Все хитросплетения убеждений или оправданий, которыми пользуются люди, объясняя свою позицию, были ему неведомы. Один раз объявив во всеуслышание о своей позиции, в дальнейшем он просто твердо следовал ей. Миронову не были знакомы сомнения. Он без малейшего угрызения совести свернул бы шею любому «березкинцу» по приказу Шерстнева, но так же без всякого сомнения он считал себя вправе предупредить «афганца» о грядущих неприятностях. Поэтому он не чувствовал себя ни предателем, ни спасителем. Шерстнев знал о его позиции, и все же в его присутствии распорядился убить Врублевского. Миронов не стал ни объяснять, ни спорить. Он просто предупредил Врублевского. Каждый поступил так, как хотел. А теперь он готов был и дальше служить Шерстневу верой и правдой. Это тоже была позиция. Выбрав один раз хозяина, Миронов его уже не менял ни в радости, ни в горести. И это тоже было для него естественным. Потому он не ждал ни благодарности от Врублевского, ни наказания от Шерстнева. Не ждал и не желал.
Вернувшись к оставленной в переулке машине, Миронов достал из отделения для перчаток радиотелефон и набрал номер Смокотина.
— Юра, я тут немного задержался, — сказал он, услышав голос товарища. — Кое-какие дела уладил…
— Какие дела?! — возмущенно заорал Смокотин. — Ты хоть соображаешь, что ты делаешь?! Ты едва нам всю операцию не завалил! Мы тебя полчаса ждали! Не знали, что и думать — то ли менты тебя загребли, то ли «березкинцы» пришили… Мы уже операцию без тебя начали. Мы уже в доме. Подъезжай прямо к загородному особняку Бородинского. Знаешь, где он находится?
— Знаю… Все нормально прошло?
— Да уж не по твоей милости справились, — Смокотин медленно успокаивался. — Накладка у нас небольшая вышла. Этих двоих повязали без проблем, но тут черти еще одну сучку принесли. Сестру ее. Она, видите ли, к сестре на время переехать решила… Пришлось и ее тоже… Короче, приезжай, тогда и потрещим. Не телефонный это разговор. Позвонишь в дверь три раза, я открою…
Через тридцать минут Миронов стоял на пороге загородного особняка покойного бизнесмена.
— Никто возле дома не крутится? — спросил открывший ему дверь Смокотин.