— Постой, постой, — нахмурился Лихолит, прислушиваясь, — Ах, подлец! Ах, негодяй!
— Что случилось?
— Он сам звонит в милицию! — возмутился Лихолит, припадая ухом к замочной скважине, — Это ты его надоумил?.. Точно, в милицию… Просит приехать… Обзывает меня маньяком… Какой подлец! Обещает дать чистосердечное признание… Нет, действительно подлец! Негодяй, открой! Открой, тебе говорят!
— Пойдем, Коля, — попросил его Ключинский, — Я очень устал… Очень… Это все не для меня… И не для нее, — он посмотрел на девочку. — Пожалей хотя бы нас.
— Вот только высунь нос на улицу до прибытия милиции! — погрозил двери Лихолит. — Я тебя внизу ждать буду! Подлец! Трус!.. Может, все же выйдешь, а?.. Точно подлец… Хорошо, уходим, — вздохнул он. — Скоро здесь будет милиция. Протоколы, опросы, допросы… Какой подлец, а?! Ладно, я его и на зоне достану!.. Спрятался в кабинете, заперся на ключ, выстроил баррикаду, наябедничал в милицию, да еще и чистосердечное признание хочет дать, спрятавшись от меня за широкими спинами тюремщиков! Нет, как обмельчала современная молодежь!.. Вылезай, подлец!.. Ключинский, не тяни меня так, ты мне рукав оторвешь! Что ты за него заступаешься? Дай мне до него добраться!.. Ну не тащи меня, не тащи, я сам иду… Шерстнев, выходи!..
— Он опять потерял сознание, — сказала Лариса, и Сидоровский осторожно опустил Врублевского на землю. Присел рядом, проверяя пульс и стараясь не глядеть в заплаканное лицо Ларисы, в сотый раз повторил:
— Он будет жить… Обязательно будет. Только нужно успеть дойти… Дойти до наших и доставить его в больницу… Нужно успеть…
— Он истечет кровью, — сказала она. — Не успеем..
— Не скули! Раскаркалась! Как это «не успеем»?! Обязательно успеем! Жгуты я наложил, парень он крепкий… Успеем…
— Какие жгуты? — всхлипнула она. — У него вместо ног студень из мяса и костей… Когда они гранату бросили, я думала, что вам двоим — конец.
— Вот и он так подумал, потому и бросился меня собой закрывать… Но ничего, ничего, мы дойдем… Все будет хорошо…
— Ночь, лес, и неизвестно, правильно ли мы идем… Мы же не знаем, где находимся и как далеко отошли от города… Мы заблудились…
— Нас должны искать, — уверенно сказал Сидоровский. — Они же слышали выстрелы, слышали взрыв… Нас наверняка уже ищут… Лес прочесывают. Просто нам надо идти им навстречу… Как он?
— Думаешь, я в этом разбираюсь?
— Проклятье! И я в медицине — ни в зуб ногой… Надо торопиться. Помоги мне его поднять.
Врублевский громко застонал и открыл глаза.
— Сидоровский, — прошептал он, — это в твоем амплуа, Сидоровский…. Тащить человека в тюрьму, даже на собственной горбине…
— Врублевский, заткнись! — отозвался капитан, с трудом различая тропинку в ночной темноте, — У меня может возникнуть непреодолимое желание не мучиться, а взять и пристрелить тебя прямо здесь… Какая темнота, ничего не вижу… Лариса, иди вперед и освещай дорогу хотя бы зажигалкой…
— А у меня нет зажигалки…
— Тьфу! Связался я с вами… Сверну себе шею в какой-нибудь канаве, да еще этот «капитан Флинт» сверху придавит…
— Нет, Сидоровский, ты вредный, ты не будешь ломать себе шею и тем самым доставлять мне удовольствие, — пробормотал Врублевский сквозь зубы. — Ты будешь тащить меня до самой тюрьмы… Ничего, зато в камере я всем расскажу, как на тебе верхом катался…
— Ты замолчишь наконец?! — прохрипел Сидоровский, пытаясь сдуть с кончика носа каплю пота. — Вот ведь, тяжелый какой боров… Отъелся на дармовых харчах… Может, тебя по частям перетаскивать?
— Вот-вот, — подтвердил Врублевский, — на это ты способен… И не тряси так, вези плавно, с комфортом… Музыку включи… и кофе мне, пожалуйста, в купе… Наверное, мне надо в такой ситуации что-нибудь героическое говорить? Типа: «Брось, капитан, брось»? Ни фига, тащи дальше… И не пыхти так, ты мешаешь мне наслаждаться поездкой. Не каждый день на капитанах угро кататься доводится…
— Он бредит? — испугалась Лариса.
— Нет, — отозвался Сидоровский. — Сейчас он как раз в здравом уме… Когда он бредит, он что-то хорошее говорит, а сейчас он в полном порядке…
— Сидоровский, я давно хотел тебя спросить… Как ты умудрился из командировки вернуться?
— Я же говорил тебе — вызвали… в связи со смертью жены…
— Нет… я не про это… Я про напарника твоего, Устинова… Ты знал, что он — человек Шерстнева?
— Знал, — признался Сидоровский.
— А то, что он должен был тебя… задержать там… навсегда… знал?