— Я поменялся, — сказал старик. — Поменял квартиру на дом в деревне. Переселился на природу. Вы же знаете — стариков часто тянет поближе к земле. Есть в этом что-то мрачновато-символическое… Хотя, почему «мрачновато»? Смотря как относиться к смерти…
— Ничего тут нет символического, — жестко отверг эту слабую версию Сидоровский. — Вас самым примитивным образом «кинули», Григорий Владимирович. Отняли квартиру и засунули в этот сарай. Если вы «поменялись», то почему так неравноценно? И почему в вашей квартире живет Врублевский? Он ведь раньше не жил в этом доме?
— Он предложил мне поменяться, и я поменялся, — сказал старик, невольно отводя глаза, — мне здесь лучше работается. Здесь лес рядом, озеро есть. Тишина, никто не тревожит… Здесь очень красивые закаты. Я зарисовал один… Хотите покажу?
— Не надо, — отверг Сидоровский. — И заговаривать мне зубы и выгораживать этого подонка тоже не надо. Кого вы жалеете, Григорий Владимирович? Вы жалеете негодяя и преступника! Не надо их жалеть, они и без вашей жалости находят себе прекрасные самооправдания, и жалеют они сами себя куда побольше вашего. Их, бедненьких, государство обидело. Им миллионов не дают, а работать на обычных работах — западло. Учиться же «возможностей нет». Дерьмо! Хотят все и сразу, а получить это можно только за счет других. За счет таких, как вы. Некоторые из них «утешают» себя тем, что делают это ради кого-то. А потом удивляются, почему «эта стерва их из тюрьмы не дождалась»… Да потому что ты бросил ее, говнюк! Потому, что ты оставил ее одну в этом жестоком мире, без поддержки, без сильного плеча! Стоит одна гулянка в ресторане восьми или десяти лет? Они никогда не признают себя виноватыми, они всегда будут жалеть себя, искать виновных где-то на стороне и требовать понимания и прощения от других. А если их простят, будут пользоваться этим и дальше… Видел я таких. И у всех есть причины… Жалость… Такая жалость — почти соучастие!
— Это не жалость, капитан, это очень большой опыт жизни в этом мире, — сказал Ключинский. — У меня его побольше, чем у вас… Тут вот в чем дело. Я не могу никого судить. Я не считаю, что имею на это право. И так в этом мире слишком много зла. Сейчас у нас в стране не суды, а судилища. Мы не судим человека за его проступки, а расправляемся с ним. Правосудие должно быть милосердно, а мы жаждем крови. В результате человек, осужденный за кражу консервов, становится в тюрьме либо профессиональным вором, либо инвалидом — кому как «повезет»… А то и погибают от туберкулеза, от ножа, от безысходности… Мы озверели в этой жизни, капитан. Мы разучились прощать и озверели. Нельзя отнимать у человека возможность искупления. Нельзя жестокостью остановить жестокость. Мы не хотим их перевоспитать, мы хотим их изолировать или уничтожить. Мы не даем им возможность вернуться в наш мир, мы отталкиваем их вместо того, чтобы помочь.
— Они сами обрезали себе дорогу назад, — сказал Сидоровский. — Они выбрали этот путь и, пока не получат оплеуху, не остановятся. Бандиты думают о наживе, а не о наказании, и уж совсем не думают о страданиях других. Они начинают верещать, лишь когда пахнет жареным. «Раскаиваются» лишь в камерах и на электрическом стуле. Наплевать им на то, как страдают другие. И наплевать им на ваши увещевания, так же как наплевать и их жертвам. И мертвым наплевать.
— Ошибаетесь. Мертвые не жаждут мести. Смерть равняет всех. Не мертвые зовут нас к мести, а наша злость. И вы пришли сюда не ради восстановления справедливости. Вам просто очень хочется посадить Врублевского. Это ваша основная цель.
— Да, я очень хочу посадить этого ублюдка! — не стал скрывать Сидоровский. — И я его посажу! Рано или поздно, но доберусь до него и посажу. Я очень надеюсь, что произойдет это «рано» и сделаю я это с вашей помощью. Вы напишите мне заявление, а я уж позабочусь…
— Ничего я вам не напишу, — твердо сказал старик, — Никто меня не обманывал. Мне предложили поменяться, и я согласился. И это чистая правда.
— Григорий Владимирович! — Сидоровский даже с места вскочил, не в силах сдержать переполняющие его эмоции. — Да что вы такое говорите?! Кого вы покрываете?! Вас из собственной квартиры выкинули! Откуда такое попустительство к преступникам?!