Другой случай провокации произошел в то время, как я руководил Особым отделом Департамента полиции. Начальник жандармско-полицейского управления Дальневосточной железной дороги, человек, который никогда до этого не занимался политическими расследованиями, прислал сообщение, что какие-то русские революционеры встречаются в клубе в Токио17 Стре мясь нейтрализовать этих людей, сообщал он, он послал туда своего агента, чтобы взорвать клуб. Как только я прочел это сообщение, то сразу поспешил к директору Департамента полиции и все ему рассказал. Тотчас же была отправлена телеграмма этому жандармскому начальнику, строго запрещающая осуществление его безумного плана К счастью, послание успело вовремя, и взрыв бомбы, задуманный одним из наших сотрудников, был предотвращен.
Приведенными случаями я исчерпал список реальных случаев провокации, которые мне известны. Дело в том, что Департамент полиции всегда был
Россшг^^в мемуарах
весьма подозрителен, вникал в каждое дело, чтобы быть уверенным, что подчиненные не переходят границ законности.
Работа секретных агентов состояла исключительно в информировании охранных отделений о деятельности подпольных организаций; им строго запрещалось принимать какое-либо активное участие в делах, которые наносят ущерб интересам государства. Конечно, члены подпольных организаций, к которым принадлежал секретный агент, ожидали от него определенной работы, и он не всегда мог освободиться от нее, не вызывая подозрений. Соответственно, мы разрешали нашей агентуре участвовать в тайных собраниях и выполнять небольшие поручения, которые им давали. Но если дело касалось серьезных и опасных предприятий, то секретному сотруднику не разрешалось повиноваться руководителям бунтовщиков. Ему следовало найти убедительный предлог, чтобы отказаться от выполнения поручений. Таким образом, трудность для сотрудника состояла в том, чтобы, с одной стороны, создать впечатление активности и усердия в партийных делах, а с другой - отказываться от действий, серьезно нарушающих закон. Если в партийной работе секретный сотрудник демонстрировал слишком мало рвения, он рисковал вызвать подозрения своих товарищей и в итоге мог быть даже убит. Если же его участие в насильственных действиях бунтовщиков заходило слишком далеко, он легко мог оказаться в ситуации, которая исключала возможность законного освобождения его от ответственности.
Иногда случалось, что у нашей секретной агентуры возникала необходимость взять на сохранение у революционеров пропагандистскую литературу компрометирующего содержания и даже взрывчатку. В таких случаях агент, в соответствии с инструкциями, должен был принести такую литературу или взрывчатку в полицию своему начальнику, а затем сказать подпольщикам, что был вынужден уничтожить материалы, так как хозяйка стала что-то подозревать, или привести какое-нибудь другое убедительное объяснение. В обязанности начальника охранного отделения входило обеспечивать агентов такими объяснениями, предназначенными для революционеров, и иногда даже устраивать маленькие инсценировки. Таким образом власти получали ценные свидетельства, а агент не компрометировал себя в глазах подпольщиков.
Читатель может задать вопрос, почему полиция не могла сразу арестовать людей, о которых сообщил осведомитель; почему, с другой стороны, она долгое время оставалась пассивным свидетелем опасных действий заго-
РоссиК^Гв мемуарах
ворщиков? Причина заключается в сложной структуре революционных организаций. Начать с того, что секретный сотрудник мог обычно знать только нескольких незначительных членов своей подпольной организации, тогда как настоящие руководители держались в тени. Действия организаций, стремящихся к свержению государственного строя, были так тщательно и детально продуманы, что их нельзя было пресечь мерами простого насилия. Если жандармы проводили арест сразу же после получения первых сведений от своих осведомителей, им в руки могли попасть только незначительные исполнители, которые даже не очень хорошо знали подробности подпольной работы, и нам никогда бы не удалось раскрыть всю сеть подпольной организации. Наши враги могли бы втихомолку радоваться, если бы мы старательно арестовывали таких людей, которые оказались заметны только потому, что заговорщики хотели, чтобы, арестовав этих людей, мы предупредили лидеров об опасности.
Все подпольные организации были устроены по такой же сложной системе, как и сама политическая полиция. Руководители, занимавшие наиболее ответственные посты в организации, очень редко показывались товарищам, не входившим в круг партийной элиты, и скрывались под вымышленными именами. Поэтому рядовой революционер часто не знал, кто на самом деле его руководитель. Вся корреспонденция приходила на совершенно безобидные фальшивые адреса, которые на жаргоне этих людей назывались «чистыми адресами». Почти все руководящие деятели революционеров имели подложные паспорта, и они так тщательно хранили в секрете свою подлинную личность, что властям часто было невероятно трудно установить, кем они являются на самом деле.
Все рукописные материалы, которые могли бы послужить основанием для обвинения, были либо зашифрованы и написаны невидимыми чернилами, либо спрятаны в очень умело выбранных тайных местах. Опытные революционеры проверяли, не следят ли за ними на улицах, и использовали меры предосторожности в случае неожиданного полицейского обыска. Если сотрудники охранного отделения внезапно появлялись в подозрительной квартире, революционеры, которые там оказывались, всегда стремились, задернув оконные занавески или иным схожим способом, дать знать своим товарищам, ожидавшим на улице, и мы могли быть совершенно уверены, что никто из подпольщиков никогда больше не появится на этой квартире.
Poccw amp;^~e мемуарах
Высшие руководители революционных партий, как правило, находились за границей и были, следовательно, вне сферы досягаемости властей. Особенно Швейцария в течение долгого времени была центром различных социалистических и других революционных организаций, которые использовали эту страну как убежище, из которого они из года в год направляли борьбу с самодержавной властью.
Если революционера арестовывали, он, как правило, отказывался давать какие-либо показания. Это был, если можно так выразиться, их принцип, направленный на то, чтобы как можно более усложнить задачу властей.
Одним из наиболее важных средств, используемых всеми этими организациями, были подпольные типографии. Такие типографии чаще всего размещались в подвалах старых домов или в отдаленных районах и закоулках. В этих типографиях печатались воззвания и прокламации, направленные на то, чтобы поднять народ на борьбу с законным правительством. Найти и обезвредить эти рассадники революционных идей было главной задачей охранных отделений, которая могла быть решена главным образом при помощи секретных сотрудников. Если мы обнаруживали одну из таких типографий, все материалы, найденные в помещении, конфисковывались и уничтожались18; все причастные к печатанию революционных листовок высылались в Сибирь.