Выбрать главу

— Фу, детка! Что за вранье! Вы просто до смерти боитесь, что, когда милая Мэри увидит меня, полетят пух и перья, — и она любовно погладила кота.

— Я…

— Вы англичанка, а все англичане патологически не выносят бурных сцен! Одного вы не знаете, дорогая моя Элли Хаскелл: сегодня утром я звонила Мэри и мы с ней очень душевно побеседовали.

Полагаю, все телефонные разговоры что-то теряют в пересказе, но во время упомянутой беседы я находилась в той же комнате, и назвать ее «душевной» язык не поворачивался.

Мы вышли на пристань. Лучик надежды согрел было меня, когда Теола презрительно пнула изящной ножкой моторку, — но тотчас погас, когда, отойдя на пару шагов, она остановилась перед шикарной скоростной посудиной, гостеприимно покачивавшейся в тени плакучей ивы.

— Я купила ее сегодня днем. — Теола Фейт ухватила меня за локоть. В лицо мне пахнуло жасминовыми духами. — Прошу на борт, будете моей первой гостьей.

Она была права: я ненавижу сцены, особенно на глазах у котов. А в этом животном определенно было что-то дьявольское. Когда кота опустили на землю и велели убираться домой, он жалобно мяукнул, а едва мы ступили на борт, последовал за нами и отказался покинуть судно, даже когда взревел мотор. Поскольку Теола села за руль, мне пришлось взять кота на руки, и он отнесся к этому вполне терпимо. Любопытно, если учесть, что он принадлежал не Теоле, а Джимми. Все свои силы я сосредоточила на том, чтобы помешать волосам обвиться вокруг моего лица — причем без участия рук, поскольку боялась ослабить хватку на нашем пушистом друге. Что угодно отдала бы, лишь бы не присутствовать при торжественном выходе Теолы Фейт на сцену. А что, если Мэри выбросится из окна или накинется на мамашу? Непременно последуют бурные выяснения отношений. Валисия Икс придет в ярость. Такие условия просто гибельны для самой идеи Кулинарства. Бен будет благородно пытаться не винить меня, но у него неизбежно возникнет вопрос: не запланировала ли я это бедствие, дабы наказать его за воображаемую интрижку? И я непременно почувствую себя обязанной предложить ему быстро, по-американски, развестись. Возможно, для туристов у них снижены расценки…

— Чудесная ночь. — Небрежно покручивая штурвал, Теола Фейт подняла лицо к небу. Заходящее солнце выглядело просто волшебно; у нас в Англии такого не бывает. На небе, будто сотканном из шелка пурпурно-розовато-золотистого отлива, тускло сиял алый диск, украшенный драгоценными камнями.

— Как красиво! — вырвалось у меня.

— Почти приехали, Элли, дорогуша.

И вновь я испытала неловкость. Откуда она знает мое имя? Возможно, как и у Кулинаров, у Теолы всюду свои шпионы — например, симпатяга Пипс и карлица Джеффриз. Меня овеял прохладный ветерок, плюнул в лицо брызгами. Впереди замаячил остров. И вот мотор заглушен, мы покидаем лодку. В руках у меня полегчало, когда кот спрыгнул на причал, но на душе тяжелело с каждым шагом по каменистому подъему. Никогда еще этот дом с башенками так не напоминал чудище с бесформенными головами и злорадными глазами.

— Вот я и дома! — Теола вспорхнула по кирпичным ступеням и, нажав на тяжелую дверную ручку обеими руками, ступила в мрачный холл. Мы с котом последовали за ней послушной свитой. Сердце мое глухо колотилось. Я была готова к любым неприятностям. Уж Пипс с Джеффриз наверняка сейчас спустятся и вытянут из меня правду о позорном визите в кегельбан. А в худшем случае на лестнице появится Мэри Фейт, прижмет руку к груди и упадет замертво.

Однако случилось так, что поблизости не оказалось ни души — ни Мэри, ни Кулинаров и иже с ними. Неужто Соланж заперлась вместе с графом после фиаско с голубем? А что же Хендерсон Браун — терзается у себя в комнате? А Эрнестина легла пораньше спать? Так или иначе, нас с Теолой встретила гробовая тишина, какую обычно наблюдаешь в давно покинутых домах.

Одарив меня милой улыбкой, Теола направилась в Красную комнату.

— Как насчет того, чтобы выпить, дабы подготовиться к натиску моей любящей дочери?

— Ну… разве что лимонада или пива. — Я положила сумку на стол и проследила за взглядом Теолы. Та смотрела на портрет Кота-Мертвеца. Раздался «ох» — мой, не ее. Из написанной маслом шерсти торчала рукоятка ножа. Боже! Вчерашняя надпись в ванной, теперь еще это. Однако ни живая киска, ни Теола и ухом не повели.

— Вы можете представить человека, которому захотелось бы устроить оргию в этой благочестивой обстановке? Дорогая, надеюсь, вы не верите тем ужасам, что понаписала Мэри в своей книжонке? — Теола театрально прижала руки к своей шелковой груди. — Я говорила Грегори Пеку (знаете, тот паренек из музыкальной комедии), что только слабоумные поверят, будто на одной из наших вечеринок мы заставили его выступить в роли дворецкого — с серебряным подносом в руках и одетым только лишь в галстук-бабочку.