Когда капитан договорил, ненадолго установилась тишина: члены совета были погружены в мысли о том, что все, ради чего они жили и что так любили, будет разрушено. Перед глазами каждого стояла картина: долина Оканогган превращена в карьер и нет больше ни кленов, ни сирени, ни собак, ни фонарей. Первым обрел дар речи Роб Масси, редактор достаточно бестолковой местной газеты.
— Что вы намерены добывать? — резким тоном спросил он. — Здесь же нет никаких полезных ископаемых.
— Кремний, — тут же ответил капитан. — Здесь под слоем известняка находится очень чистое месторождение этого минерала.
Он имел в виду тот белый рассыпчатый песчаник, который непригоден для строительства, но иногда используется для производства стекла. Для чего он им понадобился, было непонятно, как и многое другое из того, что касалось ватесунов.
— Получим ли мы компенсацию за нашу недвижимость? — спросила Пола Сандерс, как будто существовала такая компенсация, которая их устроила бы.
— Нет, — безучастно ответил капитан. — Эта земля наша. При всей возмутительности этого заявления, спорить было не о чем.
— Но это наш дом! — выпалил Том. — Некоторые семьи живут здесь уже на протяжении пяти поколений. Мы построили этот город. Это наша жизнь. Вы не можете просто так прийти и сровнять все с землей.
В его голосе слышалась такая мучительная боль, что даже капитан Гротон, этот комок, набитый гравием, ответил не сразу.
— Но мы это можем, — ответил он без злобы. — Остановить нас не в ваших силах. Все, что вы можете сделать, — это примириться с неизбежным.
— Сколько времени имеется в нашем распоряжении? — Пола выговаривала слова так, как будто от них оставался неприятный вкус во рту.
— Мы понимаем, что вам потребуется время, чтобы обеспечить принятие этого решения, поэтому мы готовы дать вам два месяца.
Зал так и взорвался криками протеста и возражениями. Наконец капитан поднял толстый отросток, служивший ему рукой.
— Очень хорошо, — сказал он. — Я имею право продлить вам срок. Даю вам три месяца.
Потом они узнали, что все капитаны в других городках долины точно так же продлили срок. Все явно было спланировано заранее.
Зал уже начал раскаляться от негодования, но капитан развернулся и направился к выходу: свою задачу он выполнил. Но он не успел еще выйти, когда в дверях показалась Сьюзен Эбернати, и из холла тут же донесся запах свежезаваренного кофе.
— Капитан Гротон, — сказала она, — не желаете ли выпить с нами кофе? Мы по традиции делаем это после каждого собрания.
— Благодарю, мадам, — ответил он, — но мне пора возвращаться на базу.
— Сьюзен, — представилась женщина и, нарушая всякие требования этикета, протянула руку.
Ватесун заметно отпрянул. Но уже в следующую секунду он, похоже, снова овладел собой и усилием воли заставил себя протянуть руку. Сьюзен сердечно пожала ему руку, заглядывая в глубину его глаз-камешков.
— Поскольку мы будем соседями, по крайней мере в течение ближайших нескольких месяцев, нам стоит вести себя обходительно, — сказала она.
— Это очень предусмотрительно с вашей стороны, мадам, — ответил капитан.
— Зовите меня Сьюзен, — предложила она. — Раз уж вы не можете остаться сегодня, то могу ли я пригласить вас к ужину завтра?
Капитан заколебался, и все ожидали услышать еще одну отговорку, но в конце концов он произнес:
— С большим удовольствием, Сьюзен.
— Отлично. Я позвоню вам и все подробно объясню. — Когда капитан ушел, а лейтенант последовал за ним, она повернулась к членам городского совета. — Если хотите, я принесу вам кофе.
— Фи. И какая была эта рука на ощупь? — спросил ее сын Ник.
В глазах одиннадцатилетних ребятишек Сьюзен, прикоснувшаяся к пришельцу, казалась почти героиней.
— Сухая, — сказала она, не отрывая взгляда от ноутбука, стоявшего на столе в столовой. — Немного шершавая. Как кожа у ящерицы.
В соседней комнате Том говорил по телефону:
— Уоррен, то, что ты предлагаешь, — безумие. Мы вполне сможем добиться еще некоторых уступок. Мы над этим работаем. Но если ты начнешь в них стрелять, то мы обречены. Я больше не желаю слышать ни о какой «охоте на жаб», понимаешь?
— А ты помыла руку? — поинтересовался Ник.
Сьюзен выпустила «мышку», протянула руку и вытерла ладонь о руку Ника.
— Фу, какой ужас! Теперь я заражен жабьими микробами.
— Не называй их так! — резко сказала она. — Это невежливо. А сегодня вечером ты должен вести себя очень вежливо.
— Но я же не обязан к нему прикасаться, или как?
— Нет, конечно. Я уверена, что и ему вовсе не хочется прикасаться к противному мальчишке.
В соседней комнате Том набрал еще один номер:
— Слушай, Уолт, мне, похоже, понадобится, чтобы сегодня вечером у меня перед домом дежурила патрульная машина. Если эту жабу пристрелят на подходе к моей двери, то завтра от моего дома останется только дымящийся кратер.
— Это правда? — спросил Ник, широко раскрыв глаза.
— Нет, — солгала ему Сьюзен, — он преувеличивает.
— Можно мне сегодня пойти в гости к Джейку?
— Нет, мне нужно, чтобы ты был здесь, — ответила Сьюзен, стараясь не показать, насколько тревожно ей было об этом думать.
— Что у нас будет на ужин?
— Я как раз стараюсь выяснить, что они едят, поэтому лучше меня не отвлекай.
— Каких-нибудь жуков я есть не стану.
— Ну и я не стану, — отозвалась Сьюзен. — А теперь уходи. Том вошел и со вздохом опустился в кресло.
— Весь город вооружился, — сказал он. — В буквальном смысле слова. Пола хотела пикетировать сегодня вечером наш дом. Я сказал ей, что нужно тебе доверять, что у тебя есть план. В чем он заключается, я, конечно, не знаю.
— Думаю, что мой план — накормить его пиццей, — ответила Сьюзен.
— Пиццей?
— А почему бы и нет? Я не нашла никаких сведений о том, что у них существуют диетические ограничения, а пиццу любят все.
Том откинул голову и мрачно уставился в потолок.
— Конечно. Почему бы и нет? Если пицца его прикончит, ты станешь героем. Примерно на полчаса, после чего ты будешь уже мученицей.
— Никто еще не умер от пиццы, — ответила Сьюзен, встала и пошла приводить в порядок дом.
Семейство Эбернати жило в большом старом трехэтажном доме постройки 1918 года, с широким крыльцом и островерхой башенкой; вокруг раскинулся большой сад. В гостиную вели раздвижные деревянные двери; веерообразный верх окон украшали витражи; камин был обшит деревом. Такое помещение могло бы казаться затейливо отделанным, но в действительности гостиная выглядела пообносившейся и обжитой — горы книг, обгрызенный щенками восточный ковер, пианино, все заставленное моделями самолетов. На удобной, заметно поцарапанной мебели виднелись следы всего, что здесь случалось: приходили люди, дети готовили школьные задания, устраивались собрания. Редким вечером у Эбернати не собирались гости, но ужин никогда не был формальным. Формальность была чужда Сьюзен.
В прошлом она была медсестрой, но уволилась, устав не столько от пациентов, сколько от формальности. По своему крепкому телосложению Сьюзен напоминала немецких деревенских девушек, а характер ее отличался уверенной независимостью. Ее круглое веселое лицо обрамляли светло-каштановые волосы до плеч. Очень редко случалось ей появиться в чем-то более модном, чем джинсовая юбка и рубашка с закатанными рукавами. Когда избрали Тома, все поняли, что жена нового мэра не станет травмировать кого-либо своей манерой одеваться.