Люди бессильны перед историческими обстоятельствами. Людей объединяют и куда-то ведут не самые умные, не самые совестливые и незлобливые, а кто случится. Но некие силы для какой-то высшей необходимости пишут в той большой истории и маленькие истории о простых мужчинах и женщинах.
11
Вера Николаевна вошла в кабинет беспричинно, просто соскучившись. Вошла и оторопела. Иван Алексеевич был празднично одет. На нем была белая крахмальная рубашка, которая обычно висела свежей в шкафу на случай нежданного появления кого-либо значительного. Но последний раз рубашка понадобилась еще до войны, хотя ее до сих пор меняли каждый месяц - муж был требователен. Иван Алексеевич накрывал стол на два прибора. Уже стояли рюмки и бокалы и были разложены салфетки, они тоже хранились в кабинете на тот же особый случай. У Веры Николаевны душа ушла в пятки: либо Иван Алексеевич кого-то ждал, а она оказалась в неведении, - ну, теперь начнется! - либо он пригласил кого-то из домашних, но, уж конечно, не ее.
- Милости прошу! - позвал Иван Алексеевич. - Завтракаем вдвоем и с вином. И не вздумай кому-либо проболтаться! Тут же набегут пустое молотить и коньяком запивать.
- Я сейчас. Переоденусь только...
Переодеться, однако, было не во что - Вера Николаевна туалетами своими давно не занималась. Она надела праздничные туфли, купленные с Нобелевской премии, и накинула на плечи шаль, вывезенную еще из России. Потом взяла кое-что из кухни и без всякой радости отправилась на свою Голгофу: когда за столом был кто-нибудь еще, она чувствовала себя поспокойней.
- Bonsoir, monsieur, - сказала она, входя и поддерживая игру в завтрак с вином. - Твоя любимая ветчина и котлеты моей выделки. Вчерашние, правда, и холодные.
- Шикарно! У меня для тебя тоже кое-что припасено вкусное. Вот!
В руках у Веры Николаевны оказалось дореволюционное меню знаменитого московского ресторана.
- Читай вслух! - приказал Иван Алексеевич.
Вера Николаевна села на бугристый диван и принялась читать:
- Рассольник, борщ, флотские щи...
- Первые блюда пропускай. Я же сказал - мы завтракаем!
- Битки по-казацки, бифштекс по-татарски, шашлык по-карски, гурьевская каша, телячья котлета...
- Ты же знаешь - телятину я не ем. Что для настроения рекомендуют?
- Вино красное. Зубровка. Водка смирновская. Перцовка. Коньяк завода Кустова.
- Закуски?
- Икра черная и красная. Осетрина холодная. Семга. Сельдь дунайская. Огурчики малосольные корнуковские.
- Недурственно погуляем! Прошу к столу, chere amie. - Иван Алексеевич подал жене руку и проводил ее к столу. Подставив стул, помог устроиться и сел напротив. Наливая в бокал вино, а в рюмку коньяк, - водка смирновская на вилле Жаннетт давно не водилась, - сказал наконец о причине торжества: - Кажется, под Москвой немцам все же дали по-настоящему. Похоже, радио не лжет.
Иван Алексеевич выпил коньяк и склонился - нет, не к любимой ветчине, а к вырезкам из газет, что предусмотрительно положил рядом. Поискав, нашел нужное и протянул жене.
Вера Николаевна взяла в руки снимок, сделанный, видимо, с аэроплана. Надпись - Дюнкерк, британские войска в ожидании погрузки на корабли. От моря и по всему голому, без растительности побережью петляла широкая лента уходящих с материка на свой остров англичан. На втором листе, врученном ей Иваном Алексеевичем, было сообщение месячной давности о том, что Хитлер распорядился сократить военное производство чуть не вполовину за ненадобностью.
Иван Алексеевич кипел:
- Даже с моим недюжинным воображением, даже в наше изумительно голодное время нельзя представить такую очередь! И эта очередь из не желающих сражаться военных! Точно так же эти англичане бежали из Мурманска, бросив Россию большевикам. Как после этого можно верить Черчиллю? В удобный момент любого предаст! У них, видишь ли, нет друзей, у них только интересы!.. А вторая заметка насчет сокращения производства - как тебе это нравится? Только полный кретин может предположить, что царствовать в десятках захваченных стран можно, сокращая военное производство! Кретин! Полный кретин! - Иван Алексеевич, радуясь удачно найденному слову, объяснил: - Так и предполагал, что когда-нибудь это слово крайне пригодится. Отчетливо помню тот миг из детства, когда я его впервые услышал. Оно потрясло меня своей зловещей таинственностью - кретин... - Он взялся за пустую рюмку.
- Ян... - Вера Николаевна попыталась остановить мужа.
- Муромцева! - Когда Иван Алексеевич был в хорошем настроении, он часто называл жену ее девичьей фамилией. Так, по фамилиям, общались друг с другом ее гимназические подруги. - Торговаться будем после третьей... Итак, до весны зима прикроет своим щитом русские армии, - с этим все ясно. И хотелось бы Господа нашего... - Он подчеркнул слово "нашего". - И хотел бы Господа нашего за это поблагодарить. Но мы сделаем сие в часовне, куда непременно после завтрака прогуляемся. А сейчас я хочу поднять бокал в честь языческой Немезиды...
- Это плохая богиня.
- Плохая? Помилуй!
- Это богиня возмездия.
- Вот теперь я верю, что ты с отличием кончила гимназию. Это очень правильная богиня. Она разрушает всякое неумеренное счастье, обуздывает самоуверенность, карает особо тяжкие преступления. Немцам она воздаст и за Францию, и за Россию. За все! Скажу так: Россия - намоленное место. Там не знают земной меры и устремлены в божескую бесконечность. И это свойство Всевышний, видимо, считает полезным иметь на земле. Россия сильнее других народов чует приближение иного, лучшего царствия. Верую и надеюсь, она совершает свой крестный ход к воскрешению!
Иван Алексеевич выпил и откинулся на спинку стула. Салфеткой промокнул завлажневшие глаза.
- Хороший день сегодня. Есть еще такие редко умилительные дни. А в целом каждый год оказывается жестокой изменой. И самая крайняя жестокость, что даже плохой год непременно кончается. Надо бы в нашем доме гвоздь поискать... Усмехнувшись, спросил: - Отличница Муромцева, о чем я сейчас говорю? Не знаешь?.. Прежде плотники, если хотели напакостить скупому хозяину, вбивали при постройке дома гвоздь от гроба. А хозяину после этого и днем прибыли не было, и ночью покойники мерещились...
Вере Николаевне пришлось перекреститься. Иван Алексеевич захохотал:
- Не буду, не буду!.. Давай-ка для начала мы с тобой откушаем расстегаев. Как? Сегодня не готовила? Ах, Муромцева, Муромцева... Ладно, займемся ветчиной.
Он встал и, обойдя стол, положил Вере Николаевне в тарелку еду. Потом, чуть поколебавшись, слегка обнял ее сзади за плечи и поцеловал в волосы. Наполнив рюмку, пошел к радиоприемнику. Быстро отыскал на привычном месте станцию с позывными "Яблочка". В репродукторе зазвучал вальс. Вера Николаевна всплеснула руками:
- Выпускной бал в гимназии начали этим вальсом!
- А в Орле у нас его играли в городском саду...
Когда вальс закончился, Иван Алексеевич, прерывая последовавшую болтовню, радио выключил и, сев на диван и похлопав по нему, попросил жену сесть рядом. Они сидели плечо к плечу, старые и уставшие люди. Иван Алексеевич закрыл глаза и заговорил, слегка улыбаясь своим воспоминаниям:
- Степенная и очень красивая девушка с огромными светло-прозрачными, будто хрустальными, глазами. Нежного цвета, несколько бледное лицо. Изящный профиль и совершенно беззащитная шейка. Прямой пробор делит надвое темные, уложенные локонами волосы. И выражение лица такое, что знает, плутовка, свою прелесть!
Польщенная Вера Николаевна улыбалась, однако, не соглашаясь, покачала головой:
- Не знала. Всегда сомневалась в себе. Носик был излишне длинненький. Наверное, оттого, что много читала. Нянька не раз предупреждала: будешь много читать, нос вытянется.
- Да как можно! - Открыв глаза, Иван Алексеевич искренне возмутился. Этот несколько длинненький носик как раз породу дворянскую подтверждает! У меня тоже нос никогда не был курнос. - Смягчился воспоминаниями: - И я был тоже хорош: румян и синеглаз. Но тебя не красотой пленил, что, как не раз отмечал, была повыше блоковской, а зачитал. Все так и говорили: зачитал он ее! - Снова прикрыв глаза, продекламировал: