Тома Мартель поцеловал меня с языком. Какая гадость. Уж лучше есть улиток. Я знала, что это произойдет, он хотел замутить со мной с прошлого года, но я не хотела, пока у меня были брекеты. Ортодонт сняла их несколько дней назад. Она хотела, чтобы я поносила еще немного, но хватит, на каждом приеме она все откладывает, меня уже достало смеяться с закрытым ртом. А хуже всего ночью, когда приходится надевать специальный аппарат со шлемом; если встретимся с Фредди Крюгером, испугается именно он.
Тома назначил мне свидание на ярмарке. Марго и Карима были со мной, мы пошли пешком, напрямик через теннисные корты. Я надушилась («Демоном» от Eau Jeune). Я задавалась тысячей вопросов: в какую сторону поворачивать язык, закрывать ли глаза, закинуть ли руки ему на шею или обнять за талию, а что, если потекут слюни, как ночью во сне? Девочки меня успокаивали, но, когда мы пришли, я чуть не повернула назад.
Он ждал меня за фургоном с рекламой аттракциона «Автодром». Мы едва поздоровались и, вот тебе раз, поцеловались. Я не успела даже подумать о тех своих вопросах, потом Марго мне сказала, что глаза у меня были открыты, а руки по швам, но я только помню, что перестала дышать.
Тома держал все время меня за руку, я не знаю, кто из нас потел, но руки были влажные.
Мама велела вернуться в шесть часов, сейчас двадцать минут седьмого, а я только подхожу к подъезду. Это из-за Каримы, пришлось искать жвачку, чтобы ее родители не учуяли, что она курила. Я перевожу часы на двадцать минут назад и поднимаюсь на четвертый этаж.
– Ты опоздала, – говорит мама.
Я показываю ей свои «касио».
– Нет, смотри, я точно вовремя.
Я не успеваю ничего понять. Ее рука хлещет меня по щеке, и у меня гудит в ухе.
– Ты держишь меня за дуру, Эмма?
– Нет, мама, клянусь тебе.
– Еще хочешь?
– Нет.
– Тогда не вздумай мне врать. Извинись и иди в свою комнату.
– Прости.
– Прости – кто?
– Прости, мама.
– Ступай.
Я бегу в свою комнату и бросаюсь на кровать. Плачу так, что не слышу, как вошла Агата. Она садится рядом и гладит меня по голове.
– Надо приложить мокрую рукавичку. Мне в последний раз сразу стало легче.
Сегодня вечером за нами приедет мама. Большие каникулы закончились. Мы провели два месяца у Мимы и дедули. Мима сказала, что так будет всегда. Мама согласна. Я никому не говорю, потому что не хочу огорчать маму, но мне очень хочется сюда вернуться. Я хочу, чтобы лето было весь год. Я даже не смогла доесть итальянское мороженое, так перехватывало горло.
В последний день мы все вместе идем на пляж. Мима, дедуля, дядя Жан-Ив, тетя Женевьева и кузены. Больше всего мне нравится Жером. Он на год старше меня, а Лоран взрослый, как Эмма. Волны высокие, и хоть я хорошо помню, чему меня учили на уроках серфинга, лучше посижу на берегу. Жером остался со мной, мы строим замок из песка, играем в бадминтон, я все время отбиваю волан слишком далеко или в сторону, и нам очень весело.
Эмма купается в футболке, все спрашивают ее почему, но я-то знаю, у нее растут сиси, и ей стыдно. Она сказала мне об этом в начале лета. А я бы хотела иметь большие сиси, я даже иногда в своей комнате надеваю мамин лифчик и кладу туда носки.
Спасатели свистят и размахивают руками, двое бегут в воду. Солнце бьет в глаза, плохо видно, но кто-то зашел слишком глубоко и не может выйти. Жером говорит, это Эмма. Я оглядываюсь, ищу ее, но не вижу; кажется, он прав, это она, мне делается нехорошо, трудно дышать, голова кружится, сердце грохочет в ушах, мне страшно, это моя сестра, я ее люблю, я не хочу, чтобы она утонула, Мима обнимает меня и пытается успокоить, но я не могу, меня всю трясет, в глазах черно, меня тошнит, мне жарко, я ничего больше не слышу.
Придя в себя, я понимаю, что лежу под зонтиком, а Эмма держит меня за руку. Она жива, и я бросаюсь ей на шею. «Я тебя люблю, Эмма, я тебя люблю!» Она говорит, что это не она была в воде, она сидела на берегу, недалеко от нас, и все видела. Мима объясняет, что у меня была паническая атака. Я не совсем поняла, что это такое, но мне не понравилось.