Выбрать главу

В школе Марго говорила мне, что его нет, а я говорила – есть, но учительница сказала, Марго права. Я проплакала всю перемену. Вечером папа сказал, что мне наплели глупостей, но я уже не знала, кто говорит правду, и опять заплакала. Папа велел мне сидеть в своей комнате, и тогда он докажет, что Санта есть, только я должна обещать не открывать дверь. Я поклялась и высморкалась в рукав.

Прошло немного времени, и папа заговорил со мной через дверь. Он был с Сантой, но мне нельзя было его видеть, а только слышать. Мне стало щекотно в животе. Низкий голос сказал: «Ого-го, Эмма, я Санта, я пришел сказать тебе, что я есть и скоро принесу подарки тебе и твоей сестренке. Ты хорошо себя вела в этом году?» Я ответила: «Да», хотя один раз стащила жареную картошку из Агатиной тарелки. Санта, наверное, все видит, но уж очень она была вкусная.

Он пробыл недолго, но ничего, зато теперь я знаю, что он есть. Я обещала не рассказывать про него в школе, но все-таки сказала Сесиль и еще немножко Марго, Оливье, Кумбе, Наташе и Венсану, потому что он в меня влюблен.

Подарки были под елкой, но дедуля и родители еще спали. Проснулась только Мима, и пришлось ждать, пока встанут все. Она приготовила нам горячее молоко и бриоши с кусочками шоколада.

Я получила плюшевого малыша-прыгуша Попплс и, главное, электронную игру «Волшебный диктант». Я играла весь день, даже пришлось менять батарейки! Вот и доказательство, что Санта есть, ведь я именно об этом просила в письме, которое мама ему послала. Марго просто врушка.

Агата получила куклу Тинни, которая делает пипи (фу!), и светлячка. Это плюшевая игрушка, но у нее в голове загорается свет, если нажать на живот. Наверное, нам больше не придется спать со светом в коридоре, потому что я больше не могу. Я знаю, что иначе она закатывает истерики, но мне это мешает спать, хоть я и не раздуваю из этого историю. Моя сестра иногда бывает милая, но все-таки было легче, пока она не появилась. Это я тоже написала в письме Санте, но он, видно, не понял, что я хотела сказать.

Тогда
Декабрь, 1987
Агата – 2,5 года

Не хочу баиньки.

Сейчас
5 августа
Агата

16:01

Автоматические двери раздвигаются, впуская жару. Тележка полна, покупки в пластиковых пакетах рассортированы по категориям. Подозреваю, что она их раскладывает по алфавиту.

– Теперь, когда мы сделали твое любимое дело, перейдем к моему?

– Какому?

– Пойдем на пляж!

Эмма закатывает глаза. Она знает, что я не отстану: у меня невероятный талант добиваться своего измором. Так меня взяли на работу, так я получила свою квартиру. Из-за этого сбежал Матье. Придурок. В кои-то веки я планировала долгосрочные отношения, а парень смылся до конца испытательного срока.

– Тебя не затруднит мне помочь?

Эмма ловко загрузила багажник машины, словно заполнила экран тетриса. Я беру тележку и везу на место, задаваясь вопросом, хорошая ли это в конечном счете идея – провести неделю вместе.

Не могу сказать, что я разлюбила сестру. Именно она, вне всякого сомнения, занимает больше всего места в моем сердце, с тех пор как Мима нас подвела. Но я убеждена, и глубоко это прочувствовала, что можно любить человека и вместе с тем на дух его не переносить. То же самое у меня с репчатым луком.

Иногда я думаю: не будь мы связаны кровными узами, я бы ее терпеть не могла. А все, что у нас теперь общее, – это наши воспоминания.

– Ладно, – говорит она, включая зажигание. – Но поедем на пляж «Чертог любви».

Я бы предпочла «Пляж кавалеров», менее популярный у туристов, ну да ладно. Мы обе идем на уступки и обе довольны. Эмма ведет машину, вглядываясь в горизонт. Ее хмурое лицо озаряет широкая улыбка, когда она понимает, что я на нее смотрю. Я тоже улыбаюсь. Надеюсь, что мы, повзрослевшие, с такими разными жизнями, по-прежнему настоящие сестры – сестры Делорм.

16:20

В доме Мимы нас ждет делегация. Наш дорогой дядя Жан-Ив, он же паркомат, и его жена Женевьева сидят за столом.

Они смотрят, как мы входим, нагруженные, но и бровью не ведут.

В нашей семье с этикетом не шутят, а он предполагает, что младший должен первым приветствовать старшего. Такую науку глотают не жуя и прилежно применяют всю жизнь, не подвергая сомнению.

– Здравствуй, дядя, – говорю я и наклоняюсь, чтобы его поцеловать.