Садашев отдал все необходимые распоряжения вахтенному помощнику и спустился в каюту. Посидел за столом, затем прилег не раздеваясь на диван. Думал невесело о хороших судах, о товарищах по выпуску, которые на этих хороших плавают давным-давно. Думал о том, что одна неприятность тянет за собой остальные и что теперь вряд ли ему когда-нибудь доверят сто́ящего океанского рысака. Над товарищами Южный крест, «…а у нас углы да стены и над ними потолок».
Он лежал и думал, что утрачивает до срока ту морскую уверенность, которая отличает истинного капитана от каботажных неудачников, что все реже взбадривает себя истиной, что капитан не имеет права на расслабление.
Но у него все не так: отчаянно жмет левый ботинок, пароход стар, унынием несет изо всех углов — из разбитой филенки двери, из продавленного дивана, и даже журнал, которым прикрыт прожженный край стола, годичной давности. И от всего этого не хочется снимать телогрейку перед тем, как прилечь.
— Вахтенный!
— Здесь, господин капитан!
— Когда русский запрашивал порт, голос… Усталый, веселый, уверенный?.. Каким голосом он говорил?
— Усталым, скорее, господин капитан.
— Благодарю…
«…Значит, коллега, это не первый ваш плохой пароход. На первом еще взбрыкиваются, а вы уже устали. Все ясно…»
— Как здоровье, Мацубара-сан? — Неслышно вошел механик Эндо.
Минут пять назад Мацубара прогнал бы его назад, в машинное отделение. Сейчас же он ясно представлял своего будущего соперника и благодушествовал. Почему и не скрасить ожидание беседой? Тем более машина автоматически запускается с мостика. Возможно, хитрый Эндо примеривается к настроению Мацубары: он умеет потрафить своему капитану, как некогда Мацубара своему. Без труда он узнавал прежнего себя в повадках механика и старательно не замечал сходства.
— Сносное… — ответил Мацубара неприязненно.
— А что нам сделается, настоящим мужчинам? Да, капитан?
Мацубара не ответил, продолжая разглядывать русский пароход.
— Да, я вам в каюту журнал приносил, вы отдыхали как раз… Наш спор помните? Не взглянули?
— Пролистал… Ты хочешь сказать, дескать, хозяин того кабачка в незапамятные времена получал подарки от Масамунэ?
— И немалые. Но не от князя, от скалы Кадзикаки. С молчаливого согласия Масамунэ. Говорят, именно князь и прозвал скалу Кадзикаки — «Кузнец зла». С тех самых времен чужаков перед штормом ставили вблизи скалы. А капусту приловчились выращивать позже, когда якоря стали потяжелее.
— Развел изыскания! С чего это ты все взял?
— Я родом из этих мест, когда-то увлекался историей…
«Эндо с мозгами из отофу[5] увлекался историей? Занятно…»
— …И если вы прочли рассказ до конца, именно на эти дары намекал автор.
— Детский лепет, Эндо. Рассказишко — перепев самурайского гимна «Выйдешь в море — трупы на волнах» для несмышленышей.
— Пусть и так… — начал было не соглашаться механик.
— В машину, Эндо! На место! Я прощаю тебя…
Механик ушел, осторожно прикрыв за собой дверь, а недовольный Мацубара некоторое время ходил по рубке, оставаясь во власти своих мыслей и не обращая внимания на матроса и помощника.
«Болван! Видите ли, он догадался! Но тебе, болвану Эндо, даже этого грязного дела не выполнить! Не доверят! Помалкивал бы уж и дальше…»
Он взял бинокль, попробовал разглядеть русский пароход. Мешал дождь, плотный, обложной. Опять тихо пожалел обреченного русского капитана и обуздал жалость простой мыслью: «Из нас двоих кто-то выиграет. Я верю в свою победу, потому что жду своего хатамото».
Полог дождя за стеклами стал почти непроницаем, в открытые двери рубки врывался тугой гул струй, похожий на звук низкого регистра органа, который называют иногда «человеческий голос». Мацубара осветил фонариком циферблат часов. Без пяти час. «Сейчас начнется…» — усмехнулся он угрюмо и крикнул матроса и помощника. Мацубара по голосу узнавал приближающийся тайфун, его приход, тот момент, когда этот голос берет последнюю доступную человеческому уху ноту и в клочья разрывает гармонию покоя.
— Наблюдать внимательно. Как только русский поползет к скале, сообщать пеленг каждые полминуты.
— «Хиросэ»! «Хиросэ»! Мацубара-сан, прошу на связь, — зачастил голос в эфире.
— Слушаю, Мацубара.
— Снимайтесь и начинайте. Удачи!
— Понял. Будет удача.
Он представил себе, как там, откуда пришел голос, дежурный менеджер компании следит за полем локатора, как вспыхивают на нем от пробегающего по кругу зеленого луча точки — суда, как радисты крутят верньеры настройки, вслушиваются в эфир и с нетерпением ждут короткой скороговорки точек и тире — «SOS». Первый, поймавший ее, немедленно сообщит об этом менеджеру: «Атта!» («Нашел!»), а тот не менее радостно доложит хозяину компании об удаче, и побежит на голос беды спасатель-охотник, чтобы «No cure no pay» приняло свое логическое завершение: вознаграждение за спасение. И счастливчик Мацубара будет не последним в дележе выкупа.