Из разговоров остальных механиков я понял, что наш «дед» не на высоте. Он был слишком стар, боязлив и недостаточно грамотен. Он принадлежал к славной плеяде механиков-практиков, но, вероятно, бесконечные траблсы[4] в машине довели его до состояния полной растерянности. «Дед» не слушал советов более молодых механиков, считая, что, приняв их, он потеряет свой авторитет, и подчас делал не то, что надо. Механики потихоньку ворчали, но старший механик — это старший механик, и скрепя сердце они выполняли его распоряжения.
Наверное, капитан Павлов тоже знал, что «дед» не очень-то подходит к этому трудному судну, но ни одним словом, ни одним жестом не дал ему этого почувствовать.
Мы прошли маяк Линдесснес и с нетерпением ожидали, когда пароход зайдет в спокойные Норвежские шхеры. Всем казалось, что там идти нам будет легче и спокойнее, но в последний момент Михаил Иванович решил иначе.
— Пойдем морем, с внешней стороны полуострова. Для нас этот путь безопаснее.
Начали огибать Норвегию. В машине продолжались мелкие неполадки, но все-таки «Эльтон» приближался к Мурманску. На траверзе Вест-фиорда случилось непоправимое. Во время обеда в кают-компанию вошел «дед». По его виду все сразу поняли: случилось что-то серьезное. Капитан сжал кольцо от салфетки.
— Трубки в котле потекли, — сказал «дед» таким тоном, как будто бы он сам испортил эти проклятые трубки. На него было жалко смотреть.
— Новые потекли или те, что вы вальцевали в Стокгольме? — спросил капитан.
— Новые.
— Много?
— Много. — «Дед» безнадежно махнул рукой.
— Придется глушить.
— Пару не будет.
— А что вы предлагаете иное?
Стармех пожал плечами.
— Берите людей с палубы. Пусть помогают в кочегарке. Георгий Степанович, дайте стармеху пока трех человек. Мы сами постоим на руле, — сказал капитан вставая.
Мрачные, мы разошлись по каютам.
Кочегары выбивались из сил. Пар садился. Судно уже шло со скоростью шесть миль. К каждой кочегарской вахте добавили по одному матросу. Помощники стояли на руле. Капитан сам лазил на главный мостик брать пеленги. И тут нам окончательно не повезло. Подул крепкий встречный норд-остовый шторм. «Эльтон» мужественно подставлял ему свою слабенькую грудь, а ветер все давил и давил, неистово рычал, бросая на переднюю надстройку тонны воды. Ход сбавился до четырех миль, потом до трех, и вскоре пароход почти остановился. В вахтенном журнале я записал: «За вахту прошли три мили».
Это за четыре часа невероятных усилий в кочегарке!
К ночи усилился мороз, началось обледенение. Капитан объявил аврал. При наших слабых силах это была неравная борьба. Но обледенение опасно, и мы, сменившись с вахты, с пешнями, ломами и лопатами отправлялись на переднюю палубу, кололи, рубили, выбрасывали лед за борт, а он снова намерзал и намерзал, не давая передохнуть. Наша роба покрылась сплошной ледяной коркой. Нас все время накрывало водой, и она замерзала.
Сколько капитан простоял на мостике, я не знаю. Мы сменялись, немного отдыхали, снова выходили на околку льда, а он, завернувшись в полушубок, поверх которого топорщился дворницкий зеленый плащ, монументом стоял на крыле мостика, наблюдая за морем и нами. Он один отвечал за все…
К счастью, шторм продолжался недолго. К полудню следующего дня ветер заметно утих, море начало успокаиваться, обледенение прекратилось. Судно пошло быстрее. Сбросили остатки льда за борт, объявили отбой авралу. Но на брашпиле, вантах, стрелах висели и лежали огромные глыбы льда, делавшие наш пароход похожим на фантастическое полярное чудовище. С колоссальным напряжением всего экипажа «Эльтон» дошел до Кольского залива. Мурманск был совсем близко. Все с облегчением вздохнули: «Ну, уж теперь нам ничего не страшно. Дома». Но пароход, как бы мстя людям за такие преждевременные мысли, «отколол последний номер». «Дед» доложил капитану:
— Уголь кончается. До Мурманска не хватит. Что делать будем?
Этот разговор происходил в штурманской рубке, но я слышал каждое слово. В рубке наступило молчание. Потом «дед» всхлипнул, и я услышал его истерический шепот:
— Не могу я больше! Понимаете, не могу! Списывайте меня сейчас же, отправляйте в Ленинград или куда хотите. Освобождайте от должности немедленно. Я рапорт напишу…