Некоторые специфические проблемы возникали в связи с присутствием в партизанских отрядах значительного числа женщин. В 1944 году Пономаренко отмечал, что "за проявленные мужество и героизм в борьбе с немецкими оккупантами 242 девушки-партизанки награждены медалями "Партизану Отечественной войны". Однако "наряду с хорошими показателями... есть факты неправильного подхода к девушкам-партизанкам со стороны отдельных командиров и комиссаров отрядов. В партизанской бригаде Маркова насчитывается 30 партизанок. Учебы с ними никакой нет. В боях участвуют, и то не всегда, только 9 человек. Остальные партизанки систематически работают только на кухне. Многие вышли замуж за командиров и, имея оружие, сидят в лагере. Женился на 17-летней девушке и сам Марков...
Некоторые девушки - Лида Кузьменко, Надя и Валя Клюки и другие неоднократно просились на боевую работу, но никто не обращает на это внимание. В отряде есть женщины с детьми, которые смогли бы работать на кухне, а девушки воевать.
Девушки, которые вышли замуж, разлагают остальных...
Плохо организована политико-воспитательная работа среди партизанок бригады товарища Уткина... Командование бригады и отрядов, вместо того чтобы мобилизовать женскую молодежь на боевые дела, допустило массовые женитьбы. В бригаде женилось 5 командиров отрядов, помощник комиссара бригады по комсомолу тов. Кугут, заместитель комбрига по разведке Журавлев и сам тов. Уткин.
Такое же положение и в бригаде тов. Суворова...
Вот что рассказала в своем выступлении на бригадном женском собрании 14 августа 1943 года комсомолка Васевич Надя: "На нас смотрят в бригаде сквозь пальцы, многие девушки со слезами на глазах просятся на боевые операции, но их командиры не берут. Часто приходится от бойцов слышать такие слова: "Куда ее на боевую операцию - баба она".
Большинство из нас не знают винтовки, да и не имеют их. Одно время нас вооружили всех винтовками, мы обрадовались, но ненадолго. Пришло в бригаду пополнение, и оружие у нас отобрали - говорят: бойцам надо, а мы кто?"
Пантелеймон Кондратьевич горел неистребимым желанием бросить в бой как можно больше народу, вплоть до 17-летних девчонок, которым срочно предлагалось освоить винтовку. Но так ли уж это было необходимо? Неужели два-три десятка бойцов - женщин и девушек решающим образом усилили бы мощь партизанской бригады в 500-700 человек?
Нередко отношения партизанских начальников с женщинами становились поводами для сведения счетов и снятия с должности. Так, уполномоченный Центрального штаба партизанского движения по Пинской области Клещев 12 июля 1943 года докладывал Пономаренко "об освобождении т. Шибинского от обязанностей командира "Смерть фашизму" и секретаря Стреминского райкома Компартии Белоруссии... Несмотря на неоднократные предупреждения, Шибинский продолжал связи с женщиной, имеющей очень сомнительную репутацию. Окружил себя бывшими полицейскими, бургомистрами, пьянствовал. Под руководством Шибинского производились расстрелы людей, виновность которых перед родиной никем не была доказана. Значительная часть полицейских, принятая в отряд, продолжала полицейские традиции (пьянство, избиение населения). Зная об этом, Шибинский ничего не предпринимал, чтобы бороться с этим злом, наказывать виновных. Под руководством Шибинского отряд почти вовсе не занимался диверсионной работой".
Немцы открывали школы и требовали, чтобы в них учились все дети школьного возраста. Они опасались, что в противном случае ребята могут пополнить ряды уголовных преступников и партизан. Командование группы армий "Север" предупредило, что за непосещение школы детьми их родители будут подвергнуты штрафу до 100 рублей.
Еще более суровыми карами грозил обер-бургомистр Локотской республики Б. В. Каминский. 28 октября 1942 года он издал приказ, обязывающий "в целях расширения дела народного просвещения и поднятия культурного уровня населения... обучать всех детей в объеме 7 классов средней школы". Каминский требовал организовать подвоз детей, живущих за три километра от школы, или создать для них школы-интернаты. За непосещение детьми школ с родителей взимался штраф в размере 500 рублей "в пользу государства", причем уплата его не освобождала от прихода на уроки. В конце Каминский сделал примечательную оговорку:
"Данный приказ не распространяется на те селения, которые являются передовыми позициями на фронте борьбы с партизанщиной, а также на те населенные пункты, где школьные здания заняты воинскими частями или уничтожены в ходе военных действий".
В снабжении продовольствием местные немцы пользовались преимуществом перед другими этническими группами населения. Специальным распоряжением командования тыла группы армий "Центр" немцы в городах (речь шла преимущественно о фольксдойче) должны были получать не только все пайки, которые полагались занимавшим те же должности русским, но и дополнительно в неделю - 100 г мяса и 60 г жиров, которые русским вообще не выдавались, а также, сверх пайка, 1500 г муки, 1800 г хлеба, 7 кг картофеля, 250 г круп, овощи и рыбу по мере поступления.
Завоеватели оценили все достоинства и недостатки "русского шнапса" (самогона). 8 июня 1944 года командир 889-го охранного батальона капитан Лемке издал специальный приказ по этому поводу: "Выгоняемый русскими шнапс содержит в себе много ядовитых примесей, делающих его очень вредным для здоровья. Поэтому употреблять его военнослужащим и вольнонаемным лицам запрещено. Несоблюдение этого приказа будет рассматриваться как непослушание в военное время". Но немцам и так оставалось пить самогон считанные месяцы: очень скоро они были выбиты с советской территории.
На почве злоупотребления спиртным случались настоящие трагедии. Так, 9 ноября 1941 года приказ по 416-му немецкому пехотному полку констатировал массовое отравление метиловым спиртом:
"Выпив алкоголь из захваченной советской цистерны, 95 солдат тяжело заболели и 10 умерли. Среди гражданского населения, которому дали этот спирт в обмен на продукты, произошел 31 смертный случай.
Речь идет о ненамеренном доказанном отравлении метиловым спиртом... Захваченный спирт может выдаваться войскам лишь после исследования его химической испытательной лабораторией 16-й армии, в настоящее время Старая Русса".
Случаи такого рода порождали слухи об умышленном отравлении немцами местных жителей.
В 1944 году острая нехватка рабочей силы вынудила немцев начать мобилизацию населения Прибалтики для работы в Германии. Правда, по сравнению с Белоруссией, Украиной и оккупированными русскими территориями, здесь эта акция проводилась в более щадящем режиме. Так, инструкция, изданная в 1944 году для Литвы, гласила:
"Борьба за удержание европейской культуры и за создание новой Европы требует напряжения всех сил. Литовский народ доказал во многих отношениях свою силу воли, большие дела и, чтобы поставить себя в удовлетворительное положение, примкнул к другим европейским народам. Литва, укрепляя ряды рабочих Германии, приносит благодарность немецкой армии, освободившей ее от большевиков, и помогает ей вооружаться, доставлять амуницию, продукты продовольствия и одежду, чтобы довести борьбу до победного конца. Достижения и... жертвы жизнями для других европейских народов обязуют литовский народ без различия социального происхождения и профессии сделать все для военного пополнения рабочих кадров в Германии. Взятая обязанность должна выполняться..."
Принудительная вербовка населения - мужчин от 16 до 55 лет и женщин от 16 до 45 лет - возлагалась не на немецкие комендатуры, как на Украине и в Белоруссии, а на местные комиссии. Каждый мобилизованный получал единовременное пособие в 250 рублей, которое по его желанию могло быть выплачено семье. Кроме того, она получала в течение трех месяцев пособие по 800 рублей. В случае же неявки мобилизованного ответственность за него несли остальные члены семьи. Один или несколько из них, вне зависимости от возраста, должны были отправиться в Германию. В таких случаях не спасала и работа на местных предприятиях. За злостное уклонение от мобилизации виновные, а также старосты, не обеспечившие выполнения плана отправки рабочей силы в Германию, могли быть наказаны принудительными работами сроком до шести месяцев. На других оккупированных советских территориях за пределами Прибалтики за уклонение от отправки в Германию грозили расстрелом.