– Вы что, в школе вместе учились?
– Ничего не понимает! – всплеснула руками Настенька. – Мне шестнадцать было, а ему лет сорок, не меньше.
Увидел меня на улице, выследил, наутро приехал на машине. Белый «мерин», в нашем городе таких вообще не видали. Вылез, дверь передо мной открыл и на одну коленку встал.
Эх, в Москве жизнь была!
Придем в ресторан, а я как заору: «Хочу, чтоб все пили шампанское!» Маркиз официантам: «Шампанское на все столы!» А потом: «А ну за здоровье Анастасии Николаевны! – и меня на стол ставит. – Все стоя пьют, кому сказано!» И пьют, и ура кричат.
Один мужик отказался, ему баба не велела: «За меня не пил, а за бандитскую блядь будешь стоя пить?» – очень громко сказала. Маркизовские быки его схватили, подтащили. Маркиз ему: «Пей!», а он: «Не буду!» Маркиз уж волыну вытащил, а я со стола кричу: «Стой! Не смей! Это ж как человек свою женщину любит! Вот меня бы кто так любил! Давайте за ихнюю любовь! Еще шампанского!» Маркиз прямо прослезился, велел, чтобы тому мужику за ужин заплатили и такси подали.
А ночью ко мне на кровать сядет и ножку целует. «Деточка, что ж ты меня обижаешь, я ли тебя не люблю?»
Любил, да. Один раз я в ресторане на стол улеглась, прическа в салат, платье в соус. Заснула слегка. Просыпаюсь – креветки с майонезом в волосах, песто-пиканто на юбке. Маркиз меня сразу в салон красоты. Через охранника хозяйку вызвал и мастериц. Голову вымыли и уложили как миленькие, хотя четыре часа ночи. А потом в бутик за платьем, хотя пять утра.
Любил, страшное дело. Но не женился. И даже невинности не лишил. Я ему не давала, и он так особо не стремился.
Потом, когда его грохнули, я уже по делу замуж вышла. Невинной девушкой. За Сергей Михалыча. Свадьба в Монте-Карло, двести гостей. Тоже любил. Но изменял, сука. Я его раз десять ловила на этом деле. Приеду в ресторан, а он там с какой-то молодой… А я тоже молодая была! Мне двадцать было едва-едва!
– Но не шестнадцать, – сказал Пахомов.
– Ну и что? – сказала Настенька. – Да я и сейчас моложе любой молодой, у меня живот – хребет изнутри пощупать можно, хочешь, покажу?
Она стала расстегивать кофту и вытаскивать ее из брюк.
– Не хочу, – сказал Пахомов.
– Голубой, что ли? – обидно сказала Настенька.
– Зеленый, – сказал Пахомов. – И вообще оставь эту манеру тыкать и раздеваться без спросу. Захочу – сам скажу. Ну, на чем мы остановились?
– Пишите, Пахомов, – сказала Анастасия Николаевна. – К глаголам на “μι” второго класса относятся те, где между основой и окончанием в презенсе и имперфекте вставляется инфикс “νυ”, если основа кончается на согласный, или “ννυ”, если на гласный. Например, “δείϰνυμι” или “ϰρεμάννυμι”. Всего таких глаголов восемнадцать…
античность и современность
Девять раз
Юноша Тиресий, сын пастуха Эвера и нимфы Харикло́, шел однажды по тропинке и увидел, как две змеи занимаются любовью. Смеха ради он ударил их палкой и был превращен в женщину.
Женщиной он прожил семь лет, пока снова не увидел – то есть пока снова не увидела, ха-ха! – пару змей за тем же занятием. Схватив палку, ударил их – и снова стал мужчиной.
Тут как раз заспорили Зевс и Гера: кто получает больше удовольствия от занятий любовью – мужчина или женщина?
Спросили Тиресия – ведь он был единственным человеком, который побывал и мужчиной и женщиной.
Тиресий ответил, что женщина наслаждается в девять раз сильнее.
Гера разгневалась и ослепила Тиресия.
Ведь она утверждала, что главные сладострастники – мужчины.
Зато Зевс одарил Тиресия острым внутренним взором, то есть сделал его мудрым прорицателем. Именно Тиресий, кстати, раскрыл Эдипу загадку его преступления.
Но я не про Тиресия, а про Геру.
Почему многие женщины – в том числе и весьма продвинутые, взять ту же Геру, царицу богов, – почему многие женщины считают, что в эротическом смысле они всего лишь терпят, соглашаются, дают, извините за выражение, – но не более того?..
не лезь, советчик, к игрокам
Воспитание и чувство
У меня на факультете был один друг. Вернее, хороший товарищ. Мы часто с ним сидели и курили в нижнем холле первого гуманитарного корпуса на Ленинских горах. Значит, это было на третьем курсе или позднее. Потому что до того мы учились на Моховой.
Так вот.
Сидим мы с ним на перемене, курим. И он мне опять, в сотый раз, говорит, как сильно он влюблен в одну нашу сокурсницу. Причем влюблен не просто так, а страстно. Хочет ею, извините, овладеть. Наслаждаться ее телом.