Врагов у ящеров нет. Но отдыхать они все же приходят в убежища — норы, вырытые в склонах холмов. Безбоязненно приближаясь к людям, опасность все-таки чувствуют. Попытки ловить их живыми поначалу не удавались — драконы избегали ловушек либо, плененные, с неожиданной силой их разрушали.
Дороги в другие миры вараны переносили неважно и часто в пути погибали. Все же в нескольких зоопарках мира драконы «обжились». «Туповатая эта древность способна узнавать человека, дающего корм, разрешает себя погладить».
Образ жизни варанов — гордое одиночество. Но в пору любовных страстей появляются пары. Самки драконов откладывают около трех десятков яиц величиною с яйцо гусыни. Покрытые мягким «пергаментом» яйца зарываются в землю, и на этом забота о потомстве у драконов кончается. Появившись на свет, двадцатисантиметровые варанчики уже знают, что в жизни главное дело — поесть. Первая их добыча — крупные насекомые.
В неволе потомство ящеры дали всего один раз в обстоятельствах необычных. Удалив из загона самца и самку драконов, служители зоопарка в укромном месте обнаружили кладку яиц, из которых вскоре появились варанчики. Полагают, что кладка была не первой, ранее папа и мама, всегда готовые что-нибудь проглотить, кладки яиц сжирали.
Живут вараны, по сообщениям жителей островов, пятьдесят — шестьдесят лет. «Некоторых ящеров люди на Комодо знают в лицо. Одного называли тут Дедушкой».
ГИГАНТСКИЕ ящеры здравствуют поныне. Их немного, примерно полторы тысячи на четырех островах. Эта численность из ограниченности пространства и пищевой базы, считают, была стабильной тысячи лет. Сокращенье числа драконов, однако, возможно. Браконьеры и торговцы животными этот процесс давно бы начали, но строгая охрана и затерянность островов в океане пока что надежно ящеров сберегают.
СЕГОДНЯ преобладает охота на животных без пролития крови — с фото- и кинокамерами. На Земле есть несколько мест, исключительно привлекательных для фотографов. Это Антарктида, с ее пингвинами, Аляска, где на порогах реки Макнейл собираются летом до шести десятков медведей половить рыбу, а зимой на другую речку слетаются сотни орлов-рыболовов. Комодо и соседние с ним острова — еще одна Мекка для охотников с фотокамерами. Но далеко в океане спрятаны острова, опасно и дорого к ним добираться. Это и помогло сохраниться жизни, характерной для Земли, десятки миллионов лет назад. Комодские драконы — подарок нам из фантастически далеких времен, когда на Земле еще не было не только людей, но и многих из ныне живущих птиц и зверей.
О мельницах
Лет тридцать назад написал я нечто вроде трактата о поэтической сущности некоторых окружающих нас вещей и построек. Перечислю по памяти: бинокль, компас, карта, лодка, парусник, лыжи, барометр, флюгер и много другого, связывающего человека с природой.
Особо было рассказано о ветряных и водяных мельницах, повсюду бывших непременной частью пейзажа и народного быта. И почти всюду они исчезли с приходом пара, а потом электричества. У нас в России ветряные мельницы, можно сказать, смела гражданская война. По кинохронике знаем: в них весело стреляли из пушек — хорошая мишень и «прошлое», с которым спешили расстаться. Один выстрел — и похожее на сказочную птицу деревянное сооружение разлеталось щепками. Повсеместно брошены, разрушены были и мельницы водяные. У нас на воронежской речке Усманке, по рассказам, было семь мельниц. Я ни одной не увидел.
Вспоминая рассказы отца о мельницах, о поэтическом мире около них, я этот мир хорошо себе представлял и в поездках по деревенским местам искал мельницы. Ветряные редко, но в шестидесятые годы еще сохранились — с десяток я успел сфотографировать. А водяные, сколько ни спрашивал, не сохранились нигде. «Живого мамонта ищешь», — сказал мой приятель.
И вдруг при случайной беседе в Брянске на вопрос: «Не сохранилась ли в ваших дебрях где-нибудь мельница?» — мне ответили: «Сохранилась. Работает!» В тот же час я поехал к Трубчевску, вблизи которого обретался еще живой «мамонт», и увидел то, что слышал ранее от отца, — шумела вода, крутились два мельничных колеса, плавали на воде гуси, ребятишки сидели у мельницы с удочками, а обсыпанный мукой мельник говорил с мужиками возле телег, груженных пшеницей. Это был счастливый день в моей жизни. Я отказался ехать в Трубчевск в гостиницу и попросился заночевать на мельнице. Соорудили постель на сене, но спать не пришлось. Всю короткую летнюю ночь под шум воды с мельником мы говорили.