Венцлав минуту-другую молча смотрел на карту, затем постучал пальцами по столу, и решительно кивнул:
– Хорошо. Подберите нескольких человек и будьте готовы к завтрашнему утру. Сегодня к вечеру я буду знать, живы они или нет. И если да – действуйте… А я тоже что-нибудь придумаю.
– Ага! А если я перехвачу их, тогда чего? Всех брать живыми?
– Как получится, – пожал плечами командир 305-го. – Но Лебедева и эту Берг – обязательно. Последнее вам наверняка будет не трудно…
Степан вспыхнул, но смолчал, поспешив покинуть ставший почему-то таким неуютным кабинет. В голове у Косухина все смешалось. Зачем белым гадам физики? Куда это они могут летать? Неужели колчаковское золото так далеко?
Степа еще раз вспомнил места, через которые придется идти. Летом местность была непроходимой – страшные комариные топи отрезали дорогу на Сайхен. Но зимой местные кержаки свободно ездили через замерзшие болота на санях. Если каким-то чудом уцелевшие беляки решат ехать этим путем, на лыжах догнать их невозможно. Но Степа неплохо знал короткую дорогу через горы, по которой не раз ходил с повстанцами этой осенью. Она вела как раз к предгорьям Сайхена. И где-то там беглецов можно будет встретить.
Между тем в тюрьме стоял шум – товарищ Чудов с триумфом доставил с вокзала пленного адмирала и теперь водворял его в камеру смертников. Это занятие настолько увлекло Прова Самсоновича, что подступиться к нему было совершенно невозможно. Степа и не пытался, он искал Федоровича.
Ему повезло – глава Политцентра оказался тут же. Выслушав просьбу Косухина выделить пятерых человек из числа его черемховцев, он вначале удивился, а затем решительно отказал, заявив, что в Иркутске каждый штык на счету. Пришлось настаивать, намекнув на крайнюю революционную необходимости поимки белых гадов, пытающихся уйти по тайге к Сайхену.
– С ума сошли, товарищ Косухин! – решительно заявил вражина-Федорович, выслушав Степин план. – Я эти места помню. Погибнете ни за чих собачий! Вы что, юноша, в снегу ночевать будете?
На «юношу» Косухин смертельно обиделся, но ссориться не стал, пояснив оппортунисту-эсеру, что знает по пути несколько сторожек и охотничьих домиков, а в крайнем случае переночует и у костра. Степе это было не впервой.
Федорович пожал плечами, обозвал Степу каким-то «бойскаутом», но в конце концов согласился, начертав на клочке бумаги соответствующий приказ. Довольный Косухин хотел уже идти за ребятами, но Федорович остановил его.
– Погодите! Вы доверяете этому… Венцлаву?
Степа возмутился. Правда, возмущение его было не совсем искренним. Командир 305-го с каждым днем казался все более подозрительным, но не с эсеровским же двурушником обсуждать сугубо внутрипартийные проблемы!
– Здесь Венцлава помнят, – продолжал Федорович. – Лет двадцать назад его искала полиция по всей Сибири…
Косухин тут же почувствовал истинную гордость за товарища по партии. Выходит, еще в те давние времена товарищ Венцлав давал жару проклятому царизму!
– Его искали не за политику, – понял Степу вражина-Федорович. – Он был разбойник, один из самых страшных во всей Сибири…
– Котовский был тоже разбойник, чердынь-калуга! – не сдавался Косухин. – А сейчас на всей Украине первый красный кавалерист!..
– Он не просто разбойник, – спокойно, но твердо перебил Федорович. – Венцлав убивал людей и, говорят, съедал их вместе со своими бандитами. На него завели дело за то, что он выкапывал трупы на кладбище…
– Что?! – Степа вспомнил генерала Ирмана.
– Его обвиняли в каких-то тайных культах, чуть ли не в жертвоприношениях… В общем, я очень удивился, когда наши союзники-большевики приняли его в партию и даже, кажется, поручали что-то важное…
– А, может, это и не он был вовсе, – неуверенно предположил Косухин. – Мало ли Венцлавов?
– А он и не был Венцлавом. Звали его тогда Славка Волков. Да только он это – уже несколько человек признали… Так что, не верьте ему, товарищ Косухин. Говорят, тех, кто служил ему, Славка Волков опаивал каким-то зельем, чтобы себя не помнили, и посылал на верную смерть…
Степа, не став продолжать этот разговор, откозырял и пошел искать своих товарищей-черемховцев. Самым страшным было то, что он понял: двурушник и уклонист Федорович не лжет. Мертвый Ирман, странные красноармейцы с голубыми свастиками на шлемах, татуировка на руке того, кто так похож на Федю Княжко… Нет, это не случайность и не военная тайна! Что ж, у красного командира Косухина оставался лишь один путь – вначале выполнить приказ, а после сообщить обо всем в ЦК товарищу Троцкому или даже самому товарищу Ленину. Вожди революции разберутся!
Степа действовал быстро. Собрав черемховцев, он ничего не утаил от своих боевых товарищей, рассказав о том, как и где собирается ловить белых гадов, а потом вызвал добровольцев. Согласилось человек десять. Из них Косухин выбрал пятерых, велев каждому достать лыжи, харчей дня на четыре и быть готовыми к завтрашнему утру. Много людей брать не стоило – большой отряд в дороге не прокормить и не разместить на ночлег. Вшестером же Степа был готов справиться с десятком матерых офицеров, а не только с Лебедевым, Арцеуловым и парой физиков-химиков.
Ближе к вечеру его вызвал Венцлав. Выслушав короткий Степин доклад, он молча кивнул и усадил Косухина в автомобиль. Степа сразу же понял, что они едут к руинам особняка, и не ошибся.
…Взрыв не просто разнес дом – на месте особняка оказалась большая воронка с почернелыми краями, в которой лениво копались два десятка дружинников. Степа подумал, что найти что-либо в этом хаосе будет невозможно, но тут же сообразил, что не зря приехал. Венцлав указал на прокопанную дружинниками черную нору.
– Вот так, – усмехнулся он. – А вы говорили, Степан Иванович, что этого не может быть!
– Дела-а! – Косухин, покрутив головой, осторожно заглянул в черное отверстие. – А куда он, чердынь-калуга, ведет?
– Неважно, – пожал плечами краснолицый. – В любом случае их уже нет в городе. Так что, надежда на вас, товарищ Косухин. Когда выступаете?
– Утром. Нас чехи подкинут верст двадцать, а там – на лыжи и вперед, чердынь его…
– У Сайхена встретимся, – пообещал командир 305-го, что отчего-то чрезвычайно Степе не понравилось. И он даже не хотел думать – почему.
Арцеулов не катался на крестьянских санях с детства, когда ему приходилось бывать в деревне у дяди – известного адвоката, купившего небольшое имение в Калужской губернии. Имение сожги еще в 17-м, а дядя-адвокат умудрился летом 18-го подписать какой-то коллективный протест на имя начальника Петроградской «чеки» Урицкого, после чего исчез без следа. Ехать в санях было приятно. Можно укрыться меховой полостью, подложить под голову полевую сумку и закрыть глаза… Только сейчас Ростислав понял, насколько он устал за все эти сумасшедшие дни.
Он не уснул – сознание фиксировало и конское ржание, и тихий разговор Натальи Берг с Богоразом о преимуществах какой-то баллистической траектории по сравнению со всеми прочими, и редкие реплики Лебедева, по которым Арцеулов сообразил, что полковник понимает в математических хитростях не меньше, чем его ученые спутники. Ростиславу стало хорошо и спокойно. Он понимал, что это – только недолгая пауза, но был благодарен судьбе и за нее. Несмотря ни на что, ему потрясающе везло. Капитан вдруг понял, что его шансы дожить до дня рождения несколько выросли. Впрочем, если быть честным, то ненамного.
«Интересно, – подумал Ростислав, – успею ли я хоть что-то понять во всем этом? Перстень, странный чех, красноглазые собаки, тип в серой шинели, солдаты с синими изогнутыми крестами на шлемах, проект „Мономах“. Хорошо бы успеть…» Это будет, пожалуй, третье дело из тех, что осталось совершить в этой жизни – кроме необходимости дожить до февраля и смутной надежды на встречу с краснопузой сволочью, которой он обязан вернуть флягу…
…Остановились под утро в большом селе, название которого Арцеулов так и не узнал. Их ждали. Молчаливый хозяин поспешил завести коней во двор, и путешественники получили возможность передохнуть. Время подгоняло, но до темноты двигаться дальше было нельзя – в селе хозяйничал повстанческий отряд. Красных было немного, да и заняты они были вполне мирным делом – дегустировали местный самогон. Однако, Лебедев и Арцеулов, посовещавшись, решили все же не рисковать. Полковник рассчитывал, что дальше начнутся малозаселенные места, где можно будет нагнать упущенное.