Перстень! Ростислав выхватил кольцо и надел на средний палец левой руки. Почему он поступил именно так, капитан и сам не понимал, но думать было некогда. Он поднял руку с перстнем перед собой, яркое зимнее солнце блеснуло на темном серебре, и в ту же секунду собаки, как по команде, отпрыгнули в сторону.
– Вот вам!
Ростислав взмахнул рукой, и собака, стоявшая ближе прочих, упала на снег, жалобно взвизгнув.
– А ну пошли!
Собаки, оглядываясь, убегали в ближайший переулок. Арцеулов вскинул револьвер, но стрелять было незачем – улица опустела, и только собачьи следы свидетельствовали о том, что все случившееся ему не привиделось.
…Странное дело, следов неизвестного в серой шинели он почему-то не заметил.
Ростислав поднял сумку с гранатами, и, не торопясь, пошел обратно. Хотелось бежать, но капитан сдерживал себя. Случившееся казалось слишком диким и неправдоподобным, ясно одно: этот путь тоже закрыт. Собаки исчезли, но если краснолицый приведет десяток повстанцев с пулеметами, перстень, почему-то напугавший серых тварей, уже не поможет.
Народу возле чешских эшелонов прибавилось. Шум усилился, в нескольких местах уже шла драка, где-то совсем близко ударил выстрел, потом еще один. Толпа шарахнулась было прочь, но затем вновь прихлынула к перрону.
Ростислав стоял особняком, злясь на самого себя. Ничего не придумывалось. Арцеулов вздохнул и достал из кармана пачку папирос «Атаман» с грозным чубатым казаком на коробке. Куда-то подевалась зажигалка; Ростислав, негромко ругаясь, стал шарить по карманам, когда вдруг услышал щелчок – чьи-то руки поднесли к его лицу трепещущий огонек.
– Спасибо, – пробормотал капитан, жадно затягиваясь.
– Не за что, брат-вояк.
Арцеулов удивленно поднял глаза и увидел чешского подпоручика в зеленой шинели. Курносое лицо улыбалось, и только глаза молодого офицера вдруг показались Ростиславу какими-то неживыми – тусклыми и неподвижными.
– Что грустишь, брат-вояк?
По-русски он говорил чисто, почти без акцента. Арцеулов лишь пожал плечами. Легионер покачал головой и вновь усмехнулся.
– Сейчас здесь пройдет пан полковник Гассек, обратись к нему, он посадит тебя на поезд.
Арцеулов замер. Чех козырнул двумя пальцами и, круто развернувшись, зашагал в сторону эшелона. Вдруг он остановился, обернулся и сказал негромко, уже без всякой улыбки:
– Никогда не снимай перстня, брат-вояк!
Ростислав машинально глянул на кольцо, а когда поднял глаза, то странного подпоручика уже не было. Он оглянулся и вдруг увидел несколько легионеров, не спеша приближавшихся со стороны станции. Впереди шел пожилой офицер с полковничьими петлицами. Думать было некогда. Ростислав подождал, покуда чехи поравняются с ним, а затем быстро развернулся и заступил дорогу.
– Вы полковник Гассек?
Надо было спешить, покуда остальные офицеры не успели вмешаться.
– Та-а-ак, – протянул тот. – А в чем есть собственно…
Он сердито уставился на Арцеулова и вдруг замолчал. Свита, готовая уже вмешаться, стала нерешительно переглядываться.
– Я капитан Арцеулов. Выполняю чрезвычайное поручение Верховного Правителя. Требуется ваша помощь, господин полковник!
– Ваш Верховный час назад сдал полномочия Деникину, – брезгливо прервал Ростислава один из офицеров.
– Помолчите, – перебил Гассек. – Продолжайте, капитан.
Арцеулов глубже вздохнул и выпалил:
– Имею приказ добраться до Иркутска. Срочно! Прошу помочь.
– Иркутск занят повстанцами, капитан, – напомнил один из чехов.
Ростислав молчал. Все, что было можно, было сказано. Союзники и раньше не горели желанием помогать Верховному. Теперь же, если адмирал действительно отрекся…
– Вы есть уверены, капитан, что вам нужно именно в Иркутск? – внезапно спросил полковник. – Там мы контролируем только вокзал…
– Так точно!
– Хорошо, – чуть подумав, ответил Гассек. – Мы доставим вас в Иркутск. Остальное – под вашу ответственность. Распорядитесь!
Последнее относилось к тому самому офицеру, что сообщил об отречении адмирала. Он с изумлением поглядел на полковника, затем на Арцеулова, явно не понимая причин такого внимания к безвестному русскому. Но полковник уже козырнул Ростиславу и направился дальше. Капитан с запоздалым сожалением сообразил, что не успел его поблагодарить.
– У пана полковника сегодня непонятное настроение… – вздохнул обладатель брезгливого голоса. – Так вы уверены, что вам надо именно в Иркутск?
– Да, – кивнул Ростислав, все еще не веря такой удаче.
– Хорошо, – продолжал чех. – Через полчаса отходит эшелон. Но имейте в виду – только до Иркутска. Если вы рассчитываете на что-нибудь большее…
– Мне надо в Иркутск, – повторил Ростислав, вдруг почувствовав, как нелегко дался ему этот день.
Глава 2. Посланец Сиббюро
Степа Косухин оказался в Иркутске ранним утром шестого января, голодный, изрядно замерзший, но полный революционного оптимизма. С ним была его партизанская гвардия – сотня черемховских шахтеров, вместе с которыми он воевал уже третий месяц. Еще за день до этого они доели последние консервы и дожевали остаток сухарей. О табаке и говорить не приходилось – курящие, в том числе и сам Косухин, страдали неимоверно. Мерзавцы-чехи предлагали меняться, но ничего путного в обмен не было. В конце концов распропагандированный Степой легионер подарил черемховцам две пачки какой-то жуткой японской отравы, которой хватило лишь на одну раскурку, да и то по половине папиросы на каждого. Впрочем, Степа не унывал. Он выполнил приказ Иркутского большевистского комитета и самого товарища Чудова, а по сравнению с этим все остальное казалось несущественной мелочью.
Приказ этот пришел в Черемхово аккурат вечером третьего января. Товарищ Чудов сообщал о взятии власти в Иркутске эсеровским Политцентром и требовал немедленной присылки подкреплений из числа надежных бойцов. Старшим он приказывал назначить товарища Косухина Степана Ивановича. Степа был горд. В Черемхово и его окрестностях было немало командиров постарше и поопытнее, и он воспринял приказ, как особое доверие партии. Правда, кое-кто, как он успел заметить, не очень рвался в Иркутск, где ожидались серьезные дела. Война шла к концу, и некоторые товарищи начали проявлять самый настоящий оппортунизм. Оппортунистов Косухин презирал. Быстро собрав отряд из добровольцев, он позаботился о том, чтобы каждый из партизан имел по две обоймы к винтовке и по три самодельные ручные бомбы, и той же ночью занял позицию вдоль железной дороги. Первые два эшелона, сопровождаемые бронепоездами, пришлось пропустить, зато третий взяли без боя. Легионерский пост у семафора был обезврежен заранее, и перепуганный чешский комендант эшелона после долгой ругани согласился выделить для маленькой армии Степы Косухина два пустых вагона. Правда, вагоны оказались товарными, мороз продирал до костей, а проклятые чехи категорически отказались выделить отряду хотя бы ящик тушенки. Но всем этим можно было пренебречь. Главное – быстрее добраться до Иркутска, где, как чувствовал Степа, его отряд будет очень нужен для дела Мировой Революции.
Смысл происходящего Косухин подробно объяснял бойцам отряда, для чего неоднократно переходил из вагона в вагон, один раз чуть не свалившись прямо под колеса поезда. Партизаны, ребята сознательные, понимали все с полуслова. Степа был уверен, что радоваться рано. Власть в Иркутске взяли не лучшие представители трудового народа – большевики, а тайные агенты мирового капитала – эсеры, сибирские кооператоры и прочая мелкобуржуазная шушера. Более того, часть города по-прежнему контролируют мерзавцы-чехи, которые хотя и объявили нейтралитет, но втайне, без сомнения, сочувствуют классово близким им гадам-белогвардейцам. И наконец, поблизости от Иркутска стоят банды врага трудового народа атамана Семенова, а с запада, сквозь тайгу, к городу идет недобитый генерал Каппель. Ввиду этого Степа считал совершенно необходимым установление в Иркутске власти Советов.