– Ай, Лунин! – губы Цэбэкова вновь растянулись в улыбке. – Ты, значит, расист? Не любишь нас, азиатов? Только я не китаец, ханьцев я и сам ненавижу. И не японец, так что «банзай» кричи сам. Я – бхот. Географию учил, а?
Келюс неплохо знал географию, но о бхотах имел более чем смутное представление.
– Если хочешь, зови меня Шинджа, – продолжал капитан. – Так меня зовет он.
– Не хочу…
Тем не менее Лунин постарался на всякий случай запомнить странное имя Китайца, оказавшегося не китайцем, а каким-то бхотом. Правда, Николай не был уверен, что эти знания ему пригодятся.
Прошел час, может, даже больше. Цэбэков молчал и даже перестал улыбаться, глядя на свою жертву холодно и равнодушно. Дважды капитан доставал рацию, включал, но каждый раз, подождав несколько секунд, вновь цеплял ее на пояс. Наконец передатчик пискнул сам. Китаец быстро включил его и выслушал короткую команду и, удовлетворенно улыбнувшись, расстегнул кобуру.
– Можно убить по-разному, Лунин. Нас учили убивать мгновенно – это очень просто. Но мне всегда было интересно стрелять так, чтобы пуля убила не сразу. На животе у человека есть одна точка, если попасть туда, ты умрешь через три минуты, но эти минуты покажутся годами…
Келюс не стал отвечать. Страх сменился ненавистью. Николай еще ни разу не ощущал желания уничтожить человека, и теперь он понял, что это такое.
– Но тебе повезло, Лунин, – Шинджа хлопнул рукой по кобуре и вновь усмехнулся. – У наших что-то не вышло, и ты нужен живым. Так что готовься – будешь отвечать на вопросы. Тебе придется очень постараться…
Фургон тронулся с места. Ехали долго, окон в кузове не было, и Келюс никак не мог определить даже направление, в котором его везли. Только по толчкам он догадывался, что автомобиль проезжает по скверной грунтовке. Очевидно, они были за городом.
Наконец машина затормозила. Китаец открыл дверцу и кивнул. Лунин осторожно выглянул: они остановились во дворе большой, окруженной забором дачи. Подошла охрана – молчаливые парни в пятнистой униформе. Николая провели к высоким, окованным железом дверям, за которыми оказалась лестница, ведущая вниз. Китаец, велев подождать, вновь связался с кем-то по рации, затем хмыкнул и указал рукой вниз. Спустившись по лестнице, Келюс оказался в темном сыром коридоре, освещенном слабым светом электрической лампочки.
– Хорошо здесь, правда? – хмыкнул бхот. – Привыкай!
Пройдя по коридору, они остановились у какой-то двери.
– Кажется, здесь. Поздоровайся со старым знакомым, Лунин!
Келюс с испугом подумал о Фроле или о Корфе, но, когда дверь открылась, увидел на полу нечто, совершенно не напоминающее человека. На голом цементе корчился кусок окровавленного мяса, засохшая кровь покрывала все тело; правой руки не было – из предплечья торчали обрывки мышц. Тело еще жило, подергиваясь, вздрагивая, но не издавая ни звука. Лунин невольно отвернулся.
– Не узнал? – удивился Китаец. – Ай, Лунин, знакомых не признаешь!
«Фраучи!» – вдруг догадался Келюс, и ему стало не по себе. Кем бы ни был бывший подполковник, такого Николай ему не желал.
– Крепко дрался. Живуч! Ну, варды все живучи. Странно звучит по-русски, правда? Варды – живучи, а?
Цэбэков провел Келюса в конец коридора, звякнул связкой ключей, и Николай оказался в небольшой камере с окошком, когда-то, вероятно, выходившим во двор, а теперь заложенным кирпичом. Лампочка освещала деревянный, похожий на пляжный, лежак, маленький столик и умывальник в углу.
– Не скучай, Лунин! – посоветовал Китаец, закрывая дверь, и Николай остался один.
Первые несколько часов он старался не расслабляться, вздрагивая при малейшем шуме в ожидании гостей. Но о Келюсе, казалось, забыли. Молчаливый охранник принес скудный ужин, а еще через пару часов лампочка погасла.
Итак, тюремщики не спешили. Когда возбуждение спало, Лунин попытался рассуждать логически. Это оказалось нелегко: страх не отпускал, перемежаясь со смутной надеждой на помощь. Но кто мог добраться сюда? Фрол? Корф? Милиция? Но все же его не убили, хотя Шинджа был уже готов пустить в него свою «хитрую» пулю. Китаец ждал приказа, но вместо этого неведомый «он» велел доставить Николая в этот подвал. Зачем? Если он просто опасный свидетель, вопрос давно бы решился…
Ответ был один – Волков! У его тюремщиков, как намекнул Китаец, что-то сорвалось. Но что? Наверное, налет на Головинское. Окровавленное тело Фраучи, похоже, оказалось единственным трофеем…
Выводы оказались невеселыми. Из него вытрясут все, а потом Келюс исчезнет, падет жертвой «врагов демократии». Почему бы и нет? Ведь он защищал Белый Дом, был даже ранен… Почему-то собственное участие в этих событиях, которым Лунин так гордился, теперь вызывало только стыд. Приходило на ум то, о чем не думалось раньше, в августовской горячке. А что если Белый Дом атаковали бы по-настоящему? Сотни трупов? Танки прошли бы сквозь толпу, как сквозь масло! А может, как уже поговаривали неглупые люди, твердыню демократии никто и не думал штурмовать? Келюс уже знал, что колонна, которой они преградили путь, уходила из города. Что же было на самом деле? Спектакль? Масштабный, страшный, с настоящими жертвами, в числе которых Келюс не оказался совершенно случайно? А в это время в небольшой комнатке на восьмом этаже вершилось главное…