Теперь, же, когда знакомство состоялось, Димка облегченно вздохнул. Юрка, конечно, поначалу всласть поиздевается над Ярославом, зато Евсееву можно больше не переживать. Ярослав не только спасется от преследований Салтыкова, но за всю его дальнейшую судьбу можно теперь быть спокойным.
Поскольку Юрий собирался погостить у брата всего два дня, то Ярославу спешно пришлось собираться в дорогу. Коня, из-за которого болела голова и у Ярыша, и у Димки, без труда достал Юрий, с остальным помог сам Димка, и на следующий день, задолго до рассвета, решено было отправляться в путь.
Ярослав в ночь перед отъездом долго не мог уснуть, все ворочался и, забывшись всего на два-три часа, пробудился, когда июньское небо только-только начинало сереть. В столь ранний час спали даже собаки, потому Евсеев, никого и ничего не опасаясь, наверное, в первый или во второй раз за последние дни вышел на улицу.
Полной грудью вдыхая по-утреннему свежий воздух, Ярослав вглядывался в далекое небо, словно спрашивая, что же на этот раз уготовила ему судьба, не жаловавшая его в последнее время. Не то чтобы он опасался новых бед — ничего, кроме жизни, остаться без которой Ярослав боялся меньше всего, у него не осталось.
На этот раз его беспокоило другое: предстоит ли когда-нибудь вернуться в родные места, или уже никогда не суждено ему услышать колокольный звон, взглянуть на ослепительные золотые купола славившегося своими церквями Углича.
Привыкнув просыпаться рано, Евсеев каждое утро встречал вместе с перезвоном множества колоколов и колокольчиков, на разный лад оповещавших о наступлении утра. Из казавшегося многим угличанам единого звука Ярослав безошибочно мог выделить голос любого из них, сказать, в какой церкви зазевался сегодня звонарь, а где проявил излишнее тщание.
Пробудившись в этот день гораздо раньше обычного, Евсеев чувствовал себя как-то неуютно, и, когда наконец послышались первые звуки никогда не надоедавшей мелодии, Ярослав понял, чего же ему так не хватало.
В последний раз в лучах восходящего солнца слушая перезвон сотен колоколов, Ярослав, плача, прощался с ними, словно со старыми друзьями. Когда же, завершая утренний перезвон, зазвучал последний колокол, Ярослав, утирая слезы, сам себе дал зарок:
«Я вернусь, — думал он, — я обязательно вернусь, и отомщу всем тем, кто лишил меня даже этой маленькой радости».
Размышления Ярослава прервал взявшийся, словно из ниоткуда, Димка:
— Ярыш, ну где ты пропадаешь? Я чуть было Ульяну не прибил, а ты тут прогуливаешься?
— За что ты ее чуть не прибил? — поинтересовался Ярослав.
— За что, за что… Пропал неизвестно куда, так грешным делом бог знает что подумаешь…
— Ладно, не бурчи, — тайком утирая не успевшие высохнуть слезы, сказал Ярослав, — иду.
Димка, в глубине души не желавший расставаться с товарищем, словно побитый пес, засеменил назад, и за ним с таким же тяжелым сердцем поплелся Ярослав. Сборы были недолгими, и уже через каких-то десять-пятнадцать минут Юрий и Ярослав стояли у запряженных лошадей.
Прощание было коротким: не желая выдавать Евсеева, Юрий настоял на том, чтобы его никто не провожал, кроме Димки. Фатеев, несмотря на раннюю побудку, выглядел свежим, и, казалось, отправлялся не в дальний путь, а на пирушку к соседу, Ярослав казался то ли безразличным, то ли так хорошо себя держал в руках, и только один Димка заметно нервничал.
Юрий, не желая, чтобы между друзьями повисло тягостное молчание, поговорил еще немного с Дмитрием, а затем были сказаны обычные в таких случаях напутствия. Когда же запас пожеланий иссяк, Ярослав, до сих пор молчавший, крепко обнимая на прощание друга, наконец сказал:
— Я вернусь, Дмитрий, я обязательно вернусь, попомни мое слово.
— Дай Бог, Ярыш, — дрогнувшим голосом ответил Димка.
Ярослав, покидая единственного дорогого человека, едва сдерживал слезы, оттого так поспешно сел на коня и вместе с Юрием пустил его галопом, желая, чтобы ветер побыстрее скрыл следы его слабости.
Димка долго глядел вслед брату и другу, и пока оседало поднятое ими облако пыли, все размышлял о том, сведет ли их судьба еще когда-нибудь или нет. И хотя Ефимов был знаком с Ярославом от силы год, да и виделись они не так уж часто, за это время они успели так крепко сдружиться, что теперь Димке было искренне жаль, что они столь быстро расстались.