Врагом был взорван виадук,
Упал в небыструю Маглушу,
К реке сомкнули полукруг
И наши танки, и «Катюши».
Послали залп свой по врагу
И закрутились на пригорке.
Искали брод через реку,
Дыша огнем, тридцатьчетверки.
— Постойте!.. — им наперерез
— Бежит малец,
В фуфайке длинной.
Кричит: — Постойте ж, наконец!
Взорваться можно…
Дальше — мины.
За ним растерянная мать:
— Родные, милые… Браточкн!
Здесь можно броды отыскать, —
Его послухайте…
Сыночка!
— Поставил мимы немец — вор
— И слева к берегу, и справа.
А череч ениып мамкин двор
Нормальной будет переправа.
Ич танка вышел политрук:
— Хочяйскнй двор наклонно — ровен,
— Да мере» речку ну жен сруб,
А где возьмешь на это бревен?
Скачала мать:
— Ломайте дом!
Ведь он… Хорошая соснина.
Пока немые за бугром —
Давите, бейте сатанину. —
И стали хату разбирать —
Большую, теплую, родную.
— Не жалко, мать?
— Не страшно, мать?
— Переживем, перезимуем!
Откину в сломанный топор.
Убрала доску от фронтона.
Череччабор и череч двор
Пошла моторная колонна.
И все в историю ушло
Через подворье Кузнецова:
Ново — Петровское село…
Снега,
Окопы Подмосковья.
Забрел я в юность на пути:
Еще жива, совсем седая…
Светился орден па груди —
Ютилась бабушка в сарае.
… Как кровь, что алою была
Не потечет обратно в тело,
Так жнзнь, которая прошла —
Не обретет свои пределы.
Я УПАЛ У РАЗБИТОГО ДОТА
Под Бреслау, за Одер — рекою,
Я, споткнувшись, па камни упал.
Не заметил, как в зареве боя
От сомкнувшейся цепи отстал.
Я спешу, порываюсь подняться,
А сосед мой кивает: — Молчи!.. —
Тени сада на окна ложатся,
Над готической крышей — грачи.
Стены, двери и девушка в белом,
И такая вокруг белизна!
— Где я? Что я? —
Шепчу оробело.
А за дверью бушует весна.
Простынь мну непослушной рукою,
Неразборчивых мыслей накал..
Да ведь это за Одер — рекою
Я, споткнувшись, на камни упал!
Я упал у разбитого дота
И в бессилье лежал до утра.
И родная пехотная рота…
— Где пехотная рота, сестра? —
— Наклоняется девушка в белом:
— Вы в санбате у нас не один!
Ваша рога, понятное дело,
От Бреслау пошла на Берлин.
Громом танки ее прогремели,
Самолеты гудят в облаках.
Бьют «Катюши» по видимой цели.
Слышит мир ее кованый шаг.
— Не хочу этой белой палаты,
И диета бойцу не нужна.
Там ведь намертво бьются ребята,
Выдаст им паек старшина.
Ждет сержанта упавшего ротный —
Эх, какой командир мировой!
Он‑то знает, в победу влюбленный,
Что вернусь я здоровый, живой… —
И сестра улыбнулась приветно:
— Ваша рана в груди нелегка!.. —
По Берлинской дороге победной
Гравий бьют ветераны полка.
СОЛОВЬИ НАД ОКОПОМ
Чуть заря вдали затрепетала,
Соловей затёхкал и затих,
Над огнем и смертью, над металлом,
Над судьбой товарищей моих.
А за ним порывисто и ровно
Грянули другие соловьи
Вдоль системы нашей обороны,
Где неотпожарились бои
.
Над кровавым нынешним, вчерашним,
По — над лесом, лугом и рекой,
Над пока невспаханною пашней,
С гильзами пустыми под рукой.
Над моей дорогою прощальной,
Над весною, вмятою в кипрей,
Свищет непонятный, нереальный
Курский иль кавказский соловей.
Мы свои патроны расстреляем,
Бомбы многотонные взорвем.
Голубым, цветным победным маем
Пригласим на праздник соловьев.
И пускай над замятью вчерашней,
Над весною, вмятою в кипрей,
Свищет голосистый, настоящий
Курский иль кавказский соловей.