Женевьев воспротивилась: она не девушка, она парижский ажан.
— Даже ажана насиловать не буду, — согласился Валера. — А вот с капитаном сложнее… капитану придется пройти со мной.
Полковник быстро покосился на Сашу и прочел в его взгляде обреченность. Отдавать капитана Валере было нельзя, гуманнее было просто выбросить его с десятого этажа.
Ильин откашлялся.
— Слушайте, Михеев... Вы ведь пока ничего страшного не совершили. Если уйдете тихо-мирно, пистолеты мы оформим как утерянные. И искать вас не будем, слово офицера.
— Миль пардон[6], — вежливо отвечал Валера, — но слову вашему мусорскому грош цена. Да и не интересуют меня ваши слова. Меня вот этот гражданин в звании капитана интересует. А вы делайте что хотите. Хоть стратегическую авиацию на меня науськайте. Все равно не поможет.
Полковник еще пытался убедить Михеева, что тот совершает ошибку — тяжелую ошибку, непоправимую, но тот только отмахнулся: хватит с него болтовни. И выразительно поглядел на Сашу.
— Ну, — сказал тот дрогнувшим голосом, — не поминайте лихом…
И тут Ильин решился.
— Секунду!
Валера недовольно посмотрел на него. Что за глупые проволочки, все уже сказано, переговоры закончились. Он забирает капитана и уходит. К чему все эти секунды, минуты и прочие семнадцать мгновений весны?
— А вот к чему, — сказал полковник веско. — Взгляните-ка сюда!
Валера взглянул и вздрогнул. В руках полковник держал какой-то компактный, но страшноватый предмет. Предмет этот был похож на маленькую двустороннюю булаву, но пустую внутри и словно бы сделанную из человеческих костей. Валера секунду-другую разглядывал пугающую игрушку, потом переменился в лице и даже издал какое-то змеиное шипение.
— Узнаете? — Ильин нехорошо улыбался. — Я вас спрашиваю: узнаете?
Секунду Валера, не отрываясь, глядел на булаву, потом перевел взгляд на полковника.
— Да, — пробормотал он. — Это ваджра[7]. Но вы... кто вы такой?!
Улыбка полковника стала просто очаровательной: догадайтесь, любезный.
— Хотите сказать, что это вы — блюститель? — Валера не отрывал взгляд от Ильина.
— Может, нет. Может, да, — похоже, полковник от души веселился.
Было видно, что голова у Валеры работает быстро и лихорадочно. Ваджра — оружие Индры, сказал он. Если вы не блюститель, в ваших руках оно не сработает.
— Хотите рискнуть? — осведомился Ильин.
Валера скрипнул зубами, рисковать он явно не хотел.
— Отпустите капитана! — в голосе полковника лязгнула сталь.
А если нет, поинтересовался Валера, если не отпустит, что будет делать многоуважаемый полковник? Приведет ваджру в действие и уничтожит все вокруг — в том числе и себя, так, что ли?
Но многоуважаемый полковник не собирался себя уничтожать («да кто он, черт возьми, на самом деле?» — спросил внутренний дознаватель). Ваджра, напомнил он, действует только на тварей хаоса, так что все предприятие чревато неприятностями только для господина Михеева. Господин Михеев, впрочем, почти не слушал его патетическую речь и лишь некрасиво корчился, пытаясь понять, кто же этот наглец, так грубо сорвавший все его планы.
— О, это вы узнаете в свое время, — заулыбался Ильин. — А пока… Капитан, давай ко мне. Иди, не бойся. Он не тронет.
Капитан, не глядя на Валеру, двинул прямо к полковнику. И все было бы хорошо, все было бы замечательно, но тут притаившийся в соседней комнате тесть с криком «получи, гад!» бросился на Михеева.
— Петрович, нет! — дружно крикнули Женевьев и полковник.
Но было поздно. Тесть ударился о Михеева, как о каменную стену, и повалился на пол. Валера криво улыбнулся.
— Партизан развели? Очень удачно, его-то я и заберу. Ради него вы ваджру рвать не станете.
И он, встряхнув, за шкирку поднял обалделого Петровича. Капитан метнулся вперед, подхватил лежавший на полу пистолет.
— Отпусти его!
Валера с ухмылкой глядел на Сашу, кажется, не верил, что тот выстрелит.
— Отпусти, — повторил капитан, играя желваками.
— Да иди ты… — взвалив на плечо тестя, Михеев как-то очень быстро двинул к выходу.
Лицо Саши перекосило ненавистью, он скрипнул зубами
— Отставить! — рявкнул полковник.
Но выстрел все равно грянул... Валера замер на месте, потом медленно повернул голову к Саше, сузил глаза.
— Так, значит? — сказал. — В спину? Хорошо, буду знать...
И вышел вон с Петровичем на плече. Пару секунд Саша стоял, остолбенев, потом, выйдя из оцепенения, бросился следом.