Джо нырнул в свое любимое убежище. Дедушка посадил большое кольцо дубов лет шестьдесят назад, когда сам был ребенком, а позже вокруг раскинулся фруктовый сад, окружив дубраву со всех сторон. За прошедшие десятилетия дубы запустили корни глубоко в землю и высоко взметнули ветви-лучи, смыкавшиеся наверху. А в самой середине стояло дерево, не похожее ни на какое другое.
Оно далеко превосходило все остальные деревья на ферме, его можно было увидеть с шоссе, если знать, куда смотреть. Те, кто его замечал, наверно, думали, что оно растет на холме, но на самом деле оно пряталось в небольшом углублении. Как будто человек, который его сажал, пытался его скрыть. Тенистая дубовая лощина была полна замшелых камней и извитых корней, среди которых они с Тами в детстве играли и устраивали пикники.
Джо устроился в естественной нише посреди переплетения могучих корней, которые окружали его, словно гладкие стены, загнутые вверх и в стороны. Когда он был маленьким, это место всегда напоминало ему трон. На плоском камне неподалеку Тами устраивала воображаемую кухню, где готовила для него кушанья из лепестков цветов и травинок, лесных ягод и зеленых яблок. Он откидывался назад, пересчитывая воздушные ленты, или возился где-нибудь рядом, проковыривая ямки, в которые сажал яблочные семечки.
Теперь Тами редко сюда выбиралась.
А вот дедушка продолжал приходить, хотя дорога давалась ему тяжело. Но Джо понимал, что для старика это особое место. Не зря тот посадил деревья именно здесь. Папа однажды сказал, что у дедушки тоже была сестра-близнец, но она умерла молодой. Возможно, это все было устроено ради нее. Возможно, дедушка приходил сюда, чтобы вспоминать ее.
Однажды, пару зим назад, Джо услышал, как дедушка назвал это место песенным кругом. Когда Джо переспросил, старик отмахнулся, грубовато, как всегда, но его слова запали мальчику в душу.
Может, дедушкина сестра любила петь?
Джо сомневался, что когда-нибудь решится об этом спросить.
Близилось время обеда, когда Джо услышал трактор. Водитель остановился и заглушил двигатель. Через несколько минут он увидел, как дедушка спускается по пологому склону лощины. Наверное, ищет его.
– Вот ты где. – Старик крякнул, усаживаясь по соседству среди корней. – Молод еще для таких стойких привычек.
Джо не смог сдержать улыбку.
– Весь в тебя.
– Может быть, – согласился дедушка.
Потом вытащил из кармана яблоко и отдал его Джо, а себе достал другое. Они ели молча, как старые приятели, однако Джо догадывался, что старик о чем-то думает. Тоже беспокоится из-за того, что дома будет жить чужой человек?
Но когда дедушка заговорил, он спросил о дереве:
– Заметил в ней что-нибудь новое?
– Не знаю. Я совсем не вижу плодов.
В мае – дедушка уверял, что это произошло впервые, – верхние ветви их одинокого дерева зацвели. Из крошечных белых бутонов появились кремовые цветы. Джо казалось, что они мерцают, словно ловят солнечный свет и перенаправляют в тень. Но лучше всего был запах. Каждый день после обеда, когда нагретые солнцем цветы пахли особенно одуряюще, они приходили подремать под деревом. Джо ложился на старое армейское одеяло, а дедушка снимал подушку с сиденья трактора.
Джо уже так соскучился по этому запаху, что ждал весны с нетерпением.
– В следующий раз принесу лестницу. Может, там есть стручки или орехи.
– Вряд ли. Разве что она способна к самоопылению.
– Перекрестное опыление?
Дедушка скептически хмыкнул:
– Особое дерево, особый случай.
– Я попросил Тами покопаться в этом для меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Дал ей несколько листьев, – объяснил Джо. – Она подумала, что сможет узнать что-нибудь в интернете.
– Незачем было это делать, – проворчал дедушка.
– Знаю, но о нашем дереве ничего не нашлось ни в одной из библиотечных книг. – Джо потянулся за рано упавшим листом – идеально круглым, тонким, как папиросная бумага, с золотой каймой, напоминавшей, что скоро золотой станет вся крона. – Интересно, как оно сюда попало.
Но дедушка сделал вид, что не слышит.
Джо вздохнул и поднял руку. Крошечная птичка, размером не больше грецкого ореха и такого же темно-коричневого цвета, ненадолго присела на кончик его пальца. Пятнистое горлышко раздулось и издало три ноты, пронзительно-сладкие, словно жидкий хрусталь.
Эти птички были его любимицами.