Катрин понимала, что в Петрограде, да и в целом по России достаточно людей, считающих вполне недурным выходом для страны сдачу врагу столицы и наведение полного порядка руками победителей-немцев. Что такое истинно германский "ордунг" догадываются далеко не все, гадкие надежды у отдельных членов общества имеются. Но одно дело скрытое германофильство, а другое - открытая некрофилия. К бесчинствам немецких пулеметчиков и мертвецам на улицах привыкать никто не хочет. Кто бы ни задумывал операцию с террористическими нападениями и опережающим стравливанием будущих красных и белых, в этом вопросе провокаторы просчитались. Так в России случается. Мы тут все труднопредсказуемы.
...- Посмотрим же, господа-товарищи, с каким багажом, с какими итогами вы явитесь на этот суд истории. Это будет великий процесс и правосудие восторжествует! - завершая мысль, Керенский бесстрашно погрозил правофланговым броневикам. - Во избежание кровопролития мы уходим, но мы вернемся!
Аплодисменты, стук прикладов и свист в равной степени поддержал и осудил выступление закончившего оратора.
- Да, хватит кровопролитий! - на кунг поднялся Чудновский. - Временное правительство сдает дела Советам, поскольку бесконечно балансировать на краю пропасти до созыва Учредительного собрания мы не можем себе позволить. Петроград в опасности! Вся страна в опасности! Гражданин Керенский, кстати, никуда не уходит, ему поручается создать всероссийскую Чрезвычайную Юридическую Комиссию. Новое законодательство требует внимания и всестороннего контроля.
- Да вы и понятия не имеете, что такое "законодательство"! - возмутился Керенский.
- Александр Федорович, договорились же перепираться только на заседаниях, - укоризненно напомнил сверху уполномоченный комиссар Смольного.
Бывший министр-председатель раздраженно отмахнулся.
- В общем-то, власть перешла Советам, оспаривать взятую нами ответственность начнем позже, - спокойно продолжил Чудновский. - Это потерпит до полной очистки Петрограда и окрестностей от немецких лазутчиков и диверсантов. Политические решения примет съезд Рабочих и Солдатских депутатов, а работы у нас, товарищи, впереди целое море. Господам бывшим высокоблагородиям и прочим гражданам, не разделяющим наши политические воззрения, но боеспособным, предлагаю поучаствовать в защите города от вражеских агентов. Дело, с какой стороны не взгляни, нужное нам всем. Иначе опять нас начнут на улицах как воробьев стрелять. Теперь разрешите предоставить слово товарищу Островитянской, заведующей Общим орготделом, представительнице профсоюзного движения и...
- Да знаем мы ее, знаем, - нетерпеливо завопил непонятно кто. - Пущай сказанет.
Над Дворцовой возвысилась тов. Островитянская и без раскачки, деловито, обратилась к народным и иным массам:
- Товарищи! Граждане и гражданки России! Офицеры, прапорщики, мичманы и преосвященства! Леди и джентльмены! Принадлежность к профсоюзному движению, рыбацкое прошлое и недостаток образования позволяют мне быть банальной и скучной. Унылый кривобокий мир лучше яркой и кровавой гражданской войны. Точка! По политическому моменту у меня все.
Площадь засвистела и заколотила прикладами на этот раз примерно с одинаковым настроением. Даже в эти времена бесконечных митингов и многочасовых ораторских подвигов, предельная лаконичность порой импонировала народным массам.
Динамикам пришлось гукнуть и сурово напомнить:
- Тишина! По текущему моменту слушаем.
- Текущий момент простой, - поддержала всесильную технику товарищ Островитянская. - Караул меняется, старый караул свободен. Кроме, естественно, дежурных подразделений и уполномоченных по передаче вооружения, караульных помещений и прочих служебно-боевых тюфяков. Остальным предлагаю хорошенько передохнуть. Помним, что далеко не всех немецких шпионов мы еще переловили! Так что, если кто в кусты, так оставляете винтовочки, а болеющим за честь страны и государственное дело - полноценный отдых и прибытие к новому месту службы. Да, отдельная и душевная благодарность от всего Петрограда и меня лично за сохранение Зимнего в неприкосновенности и недопущение сюда пронырливых диверсов. Дворцов у нас не так много, все они народное и государственное богатство! Тут только отвернись, живо все пресс-папье по частным лавочкам растащат. Так что, спасибо, господа юнкера и особое спасибо стойким ударницам! Зла за бранные слова и за ругань на нас не держите. Мы грубые, но душевно добрые.
Возникло некоторое замешательство, поскольку к строю ударниц вывалился огромный кронштадец с корзиной гвоздик. Вручал он цветочки с таким смущенным и оттого невыносимо суровым видом, что женское воинство не на шутку взволновалось. И даже, кажется, прослезилось.
- Товарищи и граждане, Россия вступила в новую эпоху, - голос товарища Островитянской всемерно поддержали динамики и вышло чрезвычайно внушительно.
Запела сигнальная труба. Настоящая, без всяких там звукозаписывающих фокусов. Горнист играл "зарю", но как-то особо, мастерски и неповторимо. Завотделом смотрела куда-то вверх. Вот вскинула руку, указывая на вершину Александровской колонны. С грузовика ударил луч прожектора, выхватил полощущийся на свежем ветре триколор. Вот флаг медленно пополз вниз...
Катрин понятия не имела, как это вообще возможно. Забраться на вершину колонны без специального альпинистского снаряжении, причем оставшись незамеченным для окружающих? Натянуть тросик, поднять немаленький флаг? Впрочем, раз здесь мелькнул гражданин Укс, известный специалист по высотам, стало быть имелись и иные пути. Всего-то сорок семь с гаком метров в том памятном столпе.
С опозданием, случайным или нарочитым, зажегся мощный прожектор с другого грузовика. Ослепительный луч выхватил второй флаг - ровно и однозначно красный. Символ нового времени поднимался вверх.
Над площадью воцарилась тишина, слышно было лишь постукивание генераторов прожекторных установок. Красное знамя, сияя в резком свете, поднялось к вершине. Но и триколор не ушел вниз, не сгинул, оставшись виться на середине колонны, пусть и ослабел подсвечивающий его прожектор. В намеках и символах многоопытная товарищ оборотень знала толк.
Площадь смотрела на красный флаг взлетевший, казалось, в самое небо, к руке ангела, и сейчас трепещущий бок о бок с крестом-древком. Провожающий полотнище луч уперся вертикально вверх, должно быть, видимый почти по всему городу. Сигнал...
Громыхнуло баковое орудие крейсера на Неве. Многоствольно отозвалась батарея Петропавловки и долгое-долгое эхо пронеслось над Зимним и мостами, ушло к вокзалам и Выборгской стороне...
В тишине погасли прожектора. Приглушенно заговорила, зашевелилась площадь.
- Ну, это, к торжественному маршу или как-то? - с машины вполголоса уточнила товарищ Островитянская у кого-то сведущего.
- Слеееева, поооо-взводноооооо, шагом арш! - подал команду наработанным голосом один из командиров уходящего караула.
Штаб-машина вздохнула и выдала "Прощание славянки"...
Катрин осознала, что ей жарко до невыносимости. То ли новая кожаная куртка оказалась слишком теплой, то ли еще что-то... скорее всего нервы. До последнего момента ждала выстрела, пулеметной очереди, взрывов гранат, а то и чего-то мощнее...
Прошли, стараясь не ударить лицом в грязь, господа юнкера. Прошагали немногочисленные казаки. Строевая подготовка барышень-ударниц могла бы приравняться к талантам в шагистике некой старшей сержантки - в былые годы до парадов как-то ноги и руки не доходили. Впрочем, и тогдашней сержантке простительно, и ударницам позволительно - не для парадов в армию ходили. Цветы у великана-кронштадца, здешние красавицы, конечно, брали далеко не все. Но у кого-то в руках гвоздики все ж белеют и алеют, а вон цветок и ствол винтовки украшает. Традиция. Как и пренебрежении дисциплинкой - одна служивая из строя выскочила, к штаб-машине юркнула. А, это по песенному вопросу. Вот и товарищ завотделом спохватилась, замелькали пачки аполитичных листовок: "Как хороши в России вечера", "Есть только миг" и на обратной стороне всякий случай отредактированный лично завотделом вариант "Марша Коминтерна". У нас же очень общий орготдел. С песнями случилось некоторое нарушение авторских прав, но это как раз тот случай, когда простительно. Революционная ситуация, куда уж дальше, мобилизовано все что можно.