Все это происходило с февраля по сентябрь этого страшного 1917 года. Каждый день бедлама, называемого почему-то демократией, все больше и больше погружал Россию в хаос. Армия превратилась в какое-то стадо, агрессивное и безумное. Попытка генерала Корнилова навести хоть какой-то порядок привела к еще худшим результатам. Тогда мне казалось, что дальше уже ехать некуда. Но я ошибался.
В октябре до нас дошли вести, что в Петрограде ненавидимый всеми порядочными русскими офицерами краснобай и фигляр Керенский неожиданно подал в отставку. Новость эта вызвала у меня и моих знакомых противоречивые чувства. С одной стороны, все были лишь рады тому, что этого презираемого всеми адвокатишку пинком вышибли из Зимнего дворца. С другой стороны, перед тем как быть вышвырнутым за ненадобностью, этот шут гороховый не нашел ничего лучшего, как передать власть не кому-нибудь из достойных и ответственных людей, а мало кому известному большевику Иосифу Сталину. Нам тогда показалось, что пришел конец того, что еще оставалось от России. Теперь пробравшиеся во власть агенты Германского генштаба откроют немцам фронт, и…
А вот этого как раз и не произошло. Дальнейшие события в Петрограде повергли меня и моих друзей в полное недоумение. Мы видели вокруг себя каких-то дикарей, люмпенов, откровенных бандитов, именующих себя тут, в Одессе, большевиками. Мы видели творимые ими беззакония, грабежи, убийства, погромы. Одетые в черные тужурки и увешанные оружием дети аптекарей и торговцев с Подола, словно маньяки, требовали крови, диктатуры, «революционного насилия над эксплуататорскими классами». Между прочим, и над нами, офицерами.
Победившие же в Петрограде большевики были какими-то не такими. Если разгром немецкого десанта под Моонзундом удивил нас, привыкших к поражениям и неудачам на фронте, то Рижская виктория просто ввергла в изумление. Меньше чем за двое суток была разбита и поставлена на грань полного уничтожения сильнейшая армия Европы, которой командовали такие военные гении, как Гинденбург и Людендорф!
До нас, конечно, доходили слухи о массовом использовании броневиков и аэропланов, но не они же стали причиной такого сокрушительного поражения германцев?!
По причине резко ухудшившейся связи, Петроград для нас казался чуть ли не другой планетой, и все, что происходило там, чудилось небылицами. Так, к примеру, какой-то охотничьей байкой выглядела невероятная, но, как оказалась впоследствии, вполне достоверная история спасения царского семейства из Тобольской ссылки.
Впрочем, надо было учитывать и то, что повсюду ходили самые невероятные слухи, раздуваемые не менее невероятными статьями местных газет. В них писалось все, кроме правды. Журналисты ради того, чтобы увеличить тираж, наперебой рассказывали о творящихся в Петрограде ужасах, смакуя все новые и новые «преступления сталинских сатрапов».
Потом наступил тот день, когда мы все узнали, что заключившие мир с немцами большевики собрали нечто похожее на армию и двинулись на юг, как писали в газетах, «покорять Киев и Одессу». Мы, офицеры, приготовились драться и умирать, пусть даже и за безнадежно проигранное дело. Нам уже казалось, что сама судьба против нас. Но сдаться без боя для нас было постыдно.
А потому принесенное одним из офицеров известие о том, что нас с полковником Кисловым хочет видеть герой Брусиловского прорыва генерал-лейтенант Деникин, стало громом с ясного неба. Ходили слухи, что он, вместе с другими генералами, был растерзан в Быховской тюрьме пьяными дезертирами. Вместе с Деникиным к нам прибыл еще один «живой труп» – генерал Марков.
Эта встреча с Антоном Ивановичем и Сергеем Леонидовичем если и окончательно не вернула меня к жизни, то подарила надежду на то, что все может измениться к лучшему, причем очень быстро.
Но разговор с уважаемыми мной генералами, которые по какой-то причине сочли для себя возможным пойти на службу к новой власти, был отнюдь не главным. Совсем нет. Больше всего на меня, да и на других офицеров, произвели сопровождавшие генералов бойцы Красной гвардии. Невиданные броневики, вооруженные шестилинейными пулеметами, конечно, тоже не остались нами незамеченными. Но любое оружие без солдата – не более чем груда мертвого металла. Уж эту истину мы за время войны усвоили хорошо.