— Отпустите! — проронила она повелительно и властно.
Глаза Северьянова смотрели жестко и вызывающе: он узнал Куракину. Отпустив ее руки, сказал резко:
— Я не умею быть обаятельным собеседником, и особенно с такими, как вы! Куракина наблюдала за каждым его движением. — Как вы сюда попали? — процедил наконец Северьянов сквозь зубы, отступив в сторону.
— В этой встрече, видит бог и добрые люди, я нисколько не виновата. В наших прежних с вами встречах, в Красноборской волости, каюсь, — овладев окончательно собой, говорила Таисия, — была моя вина, а сейчас нет. Совершенная случайность. Эта беседка когда-то была для меня… в ней я мечтала, выслушивала признания. Самые лучшие мысли и чувства посетили меня впервые в этой беседке… Что же мы стоим? Присядем…
Северьянов горько усмехнулся и сел рядом, подозрительно посматривая на Куракину.
— Вы знали, что я в Москве? — спросил он, глядя на дверь беседки.
— Вы вправе думать, что и эту встречу я подстроила, — не отвечая на вопрос прямо, начала Куракина. — Но клянусь богом и повторяю — это чистая случайность. Правда, после того как я вас увидела на Сухаревке…
— Вы меня видели?
— У меня глаза зоркие. После этого я почему-то подумала, что непременно встречу вас лицом к лицу, и испугалась, что вы обязательно отведете меня в чека…
— Можете не беспокоиться: я вас не считаю контрреволюционеркой.
— Кем же вы меня считаете?
— Избалованной вниманием и сверхженски любознательной женщиной.
— О, вы, Северьянов, большой психолог! — заиграла голосом Таисия. — Да, я любознательная, потому что люблю жизнь, как она есть. И никогда не отдам ее во имя торжества каких-то глупых предрассудков.
— Кто этот матрос, который подходил к вам на толкучке? Вы с ним разговаривали как с хорошим старым знакомым.
— Это допрос?
— Нет, простая любознательность.
— Мужская… чекистская? — И, не услышав ответа Северьянова, продолжила: — Этот матрос — бывший наш кучер Василий Евтеев.
— Где Орлов? — со злобной сосредоточенностью выговорил Северьянов.
Куракина не сразу ответила.
— Погиб в одной схватке с отрядом местной самообороны где-то возле Брянска. — Голос ее дрогнул. Она грустно вздохнула.
— А Нил Свирщевский? — продолжал допрос Северьянов.
— Нил в соседнем с нашим уезде назначен заместителем заведующего отделом народного образования. Он там, кажется, вступил в ряды сочувствующих большевикам.
— Орлов был вашим мужем?
— По какому праву вы задаете мне этот вопрос? — вдруг возмутилась Таисия.
— Просто из чекистского любопытства, — злобно засмеялся Северьянов.
— Нет, Орлов не был моим мужем и не мог быть, — отвечаю как на допросе. — Он ведь тоже, как и вы, идейный и фанатик. А я люблю красиво одеваться, вкусно есть, спать сладко. С детства приучили.
— Питаться, одеваться, спать — и это, по-вашему, жизнь?
— Ха-ха! А что же, по-вашему, жизнь? Работа? Или эта дурацкая междоусобная война русских с русскими?
Северьянова оглушила такая стремительная и по-своему не глупая вопрошающая откровенность.
— Что ж вы молчите? — выговорила с насмешкой Таисия. — Вы спорьте со мной, убеждайте меня, может быть, я и соглашусь, я ведь не контрреволюционерка. — Куракина вдруг примолкла, задумалась и продолжала уже спокойно, но по-прежнему искренне: — Я больше чем не контрреволюционерка. Я, например, верю, что вы победите. И нисколько не сомневаюсь в этом. Русский народ отверг устроителей личного счастья за чужой счет и не любит половинчатых. За моим братом и Орловыми идут кучки, отщепенцы, а за вашей спиной стоят миллионы, которые создают жизнь. Я обывательница, но прекрасно вижу, что вы выдержите всякое отрицание. На Руси у нас сейчас только то и действительно, что вы, большевики, делаете. — И опять заиграла голосом. — Если вы меня не отправите в чека, я мирно приспособлюсь к советскому строю и выйду замуж за какого-нибудь комиссара, может быть, посчастливится, за большого, но не за фанатика, конечно.
— Вам не стыдно торговать барахлом на толкучке? — в упор спросил Северьянов.
— Надо же чем-нибудь жить, Степан Дементьевич. Но я скоро вас утешу: поступаю на швейную фабрику и на барахолку ни ногой. В Бестужевке нам тоже, как и вам сейчас, преподавали труд. Я немного изучила швейное дело, и особенно моделирование. Закройщицей могу быть. Неплохой и моделисткой. — И добавила: — Для современных модниц сойду.
— Откуда вы узнали, что я тоже в Бестужевке изучаю труд?
— О господи! Вот уже и проболталась. В вас, Степан Дементьевич, действительно сидит будущий чекист… Откуда узнала? Земля слухом полна. Тот самый матрос, которым вы интересовались, Василий Евтеев, бывший наш кучер, случайно шел за вами, когда вы из Бестужевки возвращались в общежитие, и невольно подслушал ваш разговор.